"Побег из Алькатраса"

[alraunes]

АПД. Закончено

Название: Побег из Алькатраса
Автор: Alraunes
Пейринг: Том/Билл, Георг/Билл(упоминается)
Рейтинг: PG-13, детектива про любовь, АУ
Калифорния, залив Сан-Франциско.
Автор внимательно изучил 15 способов побега из знаменитой американской тюрьмы и предлагает вам 16й вариант. Название сперто у одноименного фильма.
За вдохновение спасибо любимой жине  Engelhaft, заострившей внимание

на надписи на майке Бб, в которой он выступал в Словакии в 2007м

Посмотреть на Алькатрас

Первый визит.
Март 1962го

Туман, не свойственный Сан-Франциско в это время года, из-за ночного потепления заполнил низины, густо обволакивая пристань, так, что очертания катеров были еле различимы даже в нескольких шагах. +15 уже с утра, в воздухе зависла какая-то мелкая морось, от воды, перебивая запахи моторного масла и солярки, тянуло водорослями. Хотя откуда им взяться у причалов, где все расчищено, чтоб не забивались водометы?
Молодой мужчина растеряно оглядел мокрые бетонные плиты набережной и направился было к громоздкому силуэту парома, но тут же резко обернулся на голос:
- Томас Трюмп?
- Да.
- Доброе утро, мистер Трюмп. Прошу, нам сюда.
Томас коротко ответил на рукопожатие человека в черной форме и пошел за ним к покачивавшемуся на волнах катеру. Липкая влажность настойчиво заползла под шарф, предусмотрительно замотанный на шее в ожидании прогулки по ледяным волнам залива, и щупальцами ползла дальше, за ворот пиджака, вниз по спине. Или этот холодок был просто нервной реакцией на неожиданную поездку?

Когда адвокат Трюмп переступил порог крохотной, всего два на три метра, полутемной камеры, казавшейся еще более убогой из-за стен невнятного цвета, через облупившуюся краску которых виднелся серый бетон, он в должной мере оценил иронию приветствия принявшего швартовый охранника на местной пристани – «Добро пожаловать на Алькатрас!». Добром здесь явно не пахло.
Нечто похожее на не в меру долговязого кузнечика, судя по торчавшим в разные стороны костлявым коленкам, сидело на узкой тюремной койке к нему спиной и даже не соизволило обернуться. Сквозь грубую тюремную робу проступали острые позвонки – узник, словно пытаясь согреться, весь сжался в комок. «Не мудрено», - подумал Том, с опаской вдыхая тяжелый воздух и зябко ежась под суконным пиджаком. Камера, в которой содержался его подзащитный, располагалась на первом ярусе островной тюрьмы, как и все подобные ей, не имела окна, что компенсировалось роскошным видом на «Бродвей» - шестиметровый круглосуточно освещенный коридор, от которого отделялась лишь толстой стальной решеткой. Одиночка с отсутствием уединения, личное пространство в трех стенах под постоянным надзором и возможностью в любой момент посмотреть, чем занят заключенный. Впрочем, общее правило – не находиться в камерах в дневные часы, нарушалось лишь в исключительных случаях, каким сегодня и стал для номера 483 визит адвоката. Томас совсем недавно получил диплом, и вся его небогатая практика состояла в участии в трех незначительных делах в качестве бесплатного защитника, назначенного федеральным судом. Он очень удивился, будучи приглашенным в знаменитый своими драконовскими порядками и особо отличившимися заключенными Алькатрас. Словно чья-то незримая рука, именуемая в просторечии «волосатой лапой», подтолкнула молодого юриста, предоставляя шанс выгодно засветиться на этом процессе. Получись у него скостить срок элитному преступнику, дорога в мир больших денег и частных практик замаячила бы на его горизонте гораздо быстрее. Впрочем «элитность» в данном случае означала скорее аскетизм, чем привилегированность. Тюрьма строгого режима в заливе Сан-Франциско славилась суровыми порядками и жесткой дисциплиной. Сюда редко направляли по решению суда, в эти стены попадали либо крутые гангстеры, чье пребывание в материковых тюрьмах было чревато потенциальным побегом с помощью многочисленных сообщников, либо опасный до безбашенности сброд, переведенный на изолированный ледяными течениями остров после попыток к бегству или поднимаемых бунтов. Также странно, что содержащийся здесь осужденный, подавший на апелляцию, не воспользовался услугами платного адвоката. Судя по изученному от корки до корки внушительному делу Вильяма Каулица, тот к двадцати одному году был птицей высокого полета, имея за плечами с десяток вооруженных ограблений, совершая которые, он проникал в дома медиа персон, ловко потроша их сейфы и шкатулки с драгоценностями. Убийств и грубого насилия, правда, в его послужном списке не значилось, хотя жертв находили связанными и под действием легкого наркотика. Проникнуть в здание и ускользнуть незамеченным, оставляя в качестве улики лишь неизменный фиолетовый шнур – стало его персональным почерком. Вплоть до последнего случая, когда Каулица и взяли с простреленной ногой, не успевшим скрыться до приезда полиции. Хозяин дома, известный политик, не растерял навыков стрельбы, полученных в молодые годы в спецподразделении американской армии, умудрился со связанными за спиной руками достать из-под матраца 8-зарядную Беретту и пальнуть по ногами грабителей. Да, Вильям проворачивал это дело с сообщником, лицо которого было скрыто маской, и которого в итоге так и не нашли. Сам же Каулиц своего партнера не сдал, не ведясь ни на какие обещания в послаблении. Легкость, с которой он проникал в дома, оборудованные охранной сигнализацией, с бывшими армейцами в качестве сторожевых псов, дерзость и безнаказанность, размеры ущерба, нанесенного уважаемым налогоплательщикам за два года бесчинств в Калифорнии и близлежащих штатах, а также попытка побега по пути в зал заседания, заставила суд определить его после вынесения приговора в мрачный и изолированный Алькатрас, где ему и предстояло провести ближайшие 25 лет его жизни. Но едва оказавшись в стенах печально знаменитого острога, Каулиц, долечившись в тюремной больнице, принялся устраивать скандал за скандалом, но добился таки разрешения на подачу апелляции. То, что ему пришлось выдержать за свои выходки в изоляторе восточного крыла, он вспоминал с содроганием, но своей цели – визита назначенного адвоката и пересмотра дела – он достиг.
Зная предысторию его нахождения здесь, Томас немало удивился, что заключенный не бросился к нему с распростертыми объятьями, а продолжал игнорировать его присутствие даже после лязга закрываемой решетки и осторожного покашливания. «Фиолетовый Билл» словно и не ждал его. Журналисты, любящие громкие кричащие названия, окрестили так Каулица за это его странное пристрастие скручивать руки своих жертв фиолетовым шнурком. Немного растерявшись, он сделал шаг к убогой постели в углу, граничащей с прибитыми к покрытой трещинами стене умывальником и унитазом с рыжими потеками ржавчины, и положил руку на худое плечо:
- Эй? Здравствуйте! Я – ваш адвокат.
Существо, взмахнув рассыпавшимися по плечам черными волосами, наконец, соизволило обернуться к нему. На Томаса смотрели дикие темные глаза, наполненные желанием не просто жить, а пить жизнь взахлеб. Казалось, огонь, горевший в них, тюремная сырость погасить так и не смогла. Тонкое лицо скорей должно было принадлежать молоденькой девушке-аристократке, чем опасному преступнику – изящный носик, точеные скулы, красивый рисунок полных губ. Что-то неуловимо знакомое было в этом лице, словно он его уже где-то видел... Ну конечно же, на первых полосах газет! Или раньше? Каулиц, в свою очередь, с пробудившимся интересом скользил взглядом по его лицу, и Тому показалось, как что-то неясное, тоже сродни узнаванию, мелькнуло в этих глазах на долю секунды, но длинные ресницы уже смахнули наваждение. Узник заговорил неожиданно мягко:
- Адвокат? Но я не нуждаюсь в защитнике.
Том окончательно опешил:
- Как это – не нуждаетесь? Вы же подали апелляцию на пересмотр дела и сокращение срока. И перевод на материк!
- Защита и помощь – немного разные вещи, не находите… ээ? – Билл вопросительно посмотрел на молодого человека.
- Мистер Томас Трюмп, к вашим услугам.
- Так вот, Том, - парень распрямил на койке свои длинные конечности, вальяжно потягиваясь, - мне действительно необходима твоя помощь, чтобы выбраться отсюда. Нет, - заключенный усмехнулся, видя, как поползли вверх брови его адвоката, - я не попрошу в следующую встречу принести мне напильник, не волнуйся! Речь лишь о переводе в федеральную тюрьму штата Калифорния и уменьшении срока… - он деланно задумался, - скажем, лет на 5-7?
- Для этого я и пришел,- ошарашено согласился еще не пришедший в себя Трюмп, присаживаясь в шаге от кровати на специально принесенный для него табурет.
- Еще раз, - Билл вздохнул, словно объяснял непонятливому ребенку прописную истину. – Если бы я не был виновен, мне бы требовалась именно защита. Но я виновен и признаю это. Собственно, не признал бы, но отрицать было просто глупо. Поэтому все, что мне нужно, это помощь в улучшении условий моего существования. А для тебя, - он оценивающе прищурился, - прямой интерес выиграть этот процесс, чтобы твоя карьера пошла в гору, ведь я прав? Взаимовыгодное сотрудничество, вот как бы я это назвал. Сколько тебе лет? Двадцать четыре? Двадцать пять?
- Двадцать два, - машинально поправил Том, с неожиданной досадой отметив, что костюм его определенно старит.
- О, мы практически ровесники! Я вижу, ты весьма многообещающ, раз уже получил диплом к этому возрасту! Экстерн?
- Он самый, - Том обезоруживающе улыбнулся и развел руками. Ну кто знал, что его опасный клиент окажется таким обаятельным. «Осторожнее, Том, его осудили на двадцать пять лет не за излишнюю разговорчивость!». – И может, мы уже перейдем к делу? Время нашей встречи ограничено…
- А сколько у нас в запасе?
- Час, из которых, - Трюмп бросил взгляд на массивные часы, подделку под Роллекс, - десять минут уже прошло.
- Как на свидании, - усмехнулся Билл, - впрочем, свидания здесь не разрешены. Вот только разве с тобой? – он одарил молодого человека призывным взглядом, под которым тот неожиданно почувствовал себя девчонкой-малолеткой, которой сделали первый комплимент ее ножкам.
В смятении, он провел ладонью по гладко зачесанным и собранным в аккуратный хвост русым волосам, и тут вспомнил первое, о чем хотел поинтересоваться у своего подзащитного:
- Вильям, эээ, а как вам удалось оставить волосы? Ведь насколько я осведомлен о порядках…
- Можно просто – Билл. Я понял. Ты же на моей стороне, верно, Том? Это значит, что я могу говорить тебе правду, и ты не сдашь меня?
- Нуу, да, конечно, - Том замешкался, словно опасаясь, о каких глубинах собственной души или биографии сможет поведать ему этот человек, дай он ему добро. Но тут же профессионализм взял вверх над невольной слабостью. – Билл, я здесь, чтобы помочь тебе, поэтому можешь быть со мной предельно откровенен, - он и не заметил, как невольно сократил дистанцию, переходя на более фамильярный уровень, интуитивно посчитав это необходимым психологическим приемом.
- Тогда признаюсь – обманом, причем самым что ни наесть наглым, - Билл обезоруживающе рассмеялся. - Мой напарник, назовем его, к примеру, Георг, сейчас на свободе. Он достал мне заключение о редкой болезни – пилуневрии, для которой характерна особая чувствительность волос.
- Что, правда такая существует? – удивился Том.
- Конечно, за определенную сумму врачи и не такое придумают! - Билл довольно хихикнул. – Зато теперь мне единственному разрешена подобная поблажка.
- А как же…- Трюмп хотел спросить, как он собирается их стричь, когда они отрастут уж совсем до неприличной длины, но подзащитный приложил палец к губам:
- Тсссс! Ты же пришел поговорить со мной не о моих волосах? Время не ждет.
- Да, конечно, - Том с трудом вернулся в нужную колею, чувствуя себя очень неуверенно под внимательным и чуть насмешливым взглядом Каулица. – Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как ты совершал свои ограбления. Я имею в виду – рассказал честно, не как на первом процессе. Я должен быть в курсе всех скользких моментов, на которых тебя смогут подловить обвинение и присяжные.
- То есть ты собираешься покрывать меня? - карие глаза распахнулись в ребячьем восторге.
- Естественно, нет. Просто все, что ухудшает твое положение, можно постараться оставить за кадром, просто уходя в сторону от вопросов.
- Понимаю, - задумчиво протянул Билл, усаживаясь на койке подобней, подогнув под себя одну ногу. – Да собственно я, наверное, не расскажу ничего нового, кроме того, что описано в протоколах.
- Просто расскажи, как ты это делал.
- Хорошо. Сначала выбирал кандидатуру, как ты видел из материалов следствия – в основном общественных персон, доходы которых вряд ли ограничивались счетами в банках. Черные делишки требуют черного нала, а политика, как известно, дело отнюдь не чистое. Потом проникал к ним в дом, открывал заднюю дверь …хмм.. Георгу и с его помощью связывал хозяина и успокаивал небольшой дозой морфина, чтоб не поднимал шум раньше, чем мы успеем почистить его закрома.
- Как вам удавалось вскрыть сейф?
- Георг, он специалист в этом деле.
- Значит, твоей задачей было проникнуть в дом и отвлечь хозяина до прихода сообщника? Или ты просто прятался, пока он не оказывался внутри?
- Ну в общем-то так и есть.
- Билл, - молодой адвокат укоризненно покачал головой. – Я действительно пытаюсь помочь тебе, а ты разговариваешь, словно на допросе. Чтобы не попасть впросак на новом слушании, я должен представлять всю картину целиком. А пока что я в курсе лишь сухих фактов, изложенных в деле.
- А тебе нужны мокрые подробности? – ухмыльнулся Каулиц.
- Да уж хотелось бы.
- Нуууу, - парень вдруг принялся в полголоса мурлыкать Sweet Little Sixteen Чака Берри, ошарашив Тома вполне приличным попаданием в ноты его любимой мелодии, так неуместно звучащей в этих стенах. Песня прервалась так же неожиданно, как началась, и Билл, серьезно глянув из под упавших на лицо волос, коротко сказал:
- Хорошо. Ты мне нравишься. Тебя, как и прочих, мучает вопрос – как я попадал в дом?
Именно это и не давало Тому покою все время, пока он изучал дело своего подзащитного. Охранная система домов столь важных лиц была идеальной, даже попадая на территорию, проникнуть внутрь было нереально – система датчиков тут же подала бы сигнал, попытайся кто-то открыть окно или дверь снаружи. Возможности «добровольного» прохода Трюмп тоже не исключал. Но как бы обаятелен ни был Билл, как ни располагал к себе с первой же встречи, зачем понадобилось столь важным фифам от политики и высшего света звать в свой дом неизвестного молодого парня? Будь он девушкой, Том заподозрил бы секс как основную причину подобной беспечности. Но Билл был парнем! Вряд ли его жертвы обманулись бы в отношении его пола, подобно герою фильма «Джентльмены предпочитают блондинок», да и голос с легкой хрипотцой сдал бы его. Тогда – почему? Что такое он обещал им всем, чтобы проникнуть в дом, впуская следом своего сообщника? И если они приглашали его сами – почему не признались в этом?
Том с нескрываемым интересом закивал, хватаясь за возможность узнать секрет своего подзащитного, при этом не признаваясь даже себе, что наряду с необходимостью его разбирает простое человеческое любопытство.
Каулиц в ответ на такую горячность молодого адвоката, искривил губы в легкой усмешке и начал рассказ:
- Мои потерпевшие на допросах мялись и путались в показаниях. Кто-то валил на несовершенство охранной системы, кто-то рассказывал сказки про почтальона, забыв про охрану у ворот, вряд ли пропустившую бы обычного курьера с письмом. Последний идиот даже рассказал историю о парне, переодетом в женщину, которую он неосторожно пригласил на чашечку кофе. Чтобы потом, когда обман раскрылся, подстрелить его, то есть меня, из пистолета, как кстати оказалось - незарегистрированного.
Все было гораздо проще. Я знакомился с новым клиентом на одном из великосветских приемов – вот только не спрашивай, как я туда попадал, это ей-богу сейчас не интересно. Главное, что я мог достаточно быстро заинтересовать нужного человека, чтобы этим же вечером войти в его дом вместе с ним, подъехав на его машине. Охрана даже не видела толком, кто сидит с хозяином на заднем сиденье, водитель же не лез не в свое дело. А скрываться от любопытных глаз у этих шишек были причины. Общественное положение и статус солидного женатого человека вряд ли выдержал бы такой удар по репутации.
- А что такого, если после приема некий политик возвращается домой в компании новоиспеченного друга?
- Ничего, если не считать причины, по которой меня приглашали в припозднившиеся гости.
- И что же это было? – почему-то Трюмп не был уверен, что хочет услышать правдивый ответ.
- Скажем так, у меня был на руках некий компромат, который я предлагал выкупить добровольно.
- И ты лез со своим предложением в пасть тигру прямо на приеме? И не боялся, что люди такого полета попросту уберут тебя?
- Чтобы этот самый компромат наутро появился в центральных газетах? Естественно, я намекал, что действую не один.
- Но почему же в тот раз, когда тебя взяли, газеты промолчали? Твой сообщник не стал мстить за тебя? Кстати, а почему он не помог тебе скрыться? Ведь ты же легкий, похоже, весишь совсем не много? – Том оценивающе оглядел хрупкую фигурку.
- Месть – блюдо, которое подают холодным. Конечно же, Георг очень переживал, что я так глупо попался, но это я велел ему уходить. Без обузы он успел улизнуть, ведь охрана, услышав выстрелы, примчалась уже через минуту, гораздо раньше приезда полицейских. Я сам прогнал его, когда понял, что не смогу идти.
- Очень благородной с твоей стороны, - не удержался Том
- Скорее практично, - пожал плечами подзащитный. – Я же понимал, что на свободе от него будет больше толку, чем в соседней камере. А в газету собранный нами материал не попал по простой причине. Ты же знаешь, сколько аналогичных дел вскрылось, когда моя фотография появилась в передовицах? Девять, Том, целых девять! Когда я оказался за решеткой, подняли сразу несколько повисших дел, потому что, узнав меня, пятеро из девяти заявителей тут же подтвердили, что именно я лишил их законной - или незаконной - собственности. А знаешь, сколько человек вообще не обратились в полицию? Еще двенадцать! Почему? Потому что слишком боялись скандала. Мстить публикациями Георг не стал, потому что это… негативно бы сказалось на мне.
- А что же те пятеро, которые свидетельствовали против тебя, перестали бояться, зная, что твой сообщник еще на свободе?
- У нас была договоренность, своего рода джентльменское соглашение: мы забираем деньги и драгоценности и тихо уходим. Далее хозяин, отойдя от дозы морфина, волен вызвать полицию и заявить о краже. Но с определенными условиями – не давать моего описания, не говорить о наличии у меня сообщника и не признаваться, каким образом я попал в дом. Через полгода мы возвращали им негативы, и те переставили дрожать за собственные задницы. Четверо, которые еще не успели получить пленки, побоялись высовываться. Конечно же, была вероятность, что мы оставили себе кучу снимков, но в данном случае злость пересилила осторожность.
- Но тогда какой смысл вообще вызывать копов, если нельзя дать верные показания, по которым вас можно найти?
- Страховка. Если укрытые от налогов деньги не рискнули бы заявить в пропажу, то драгоценности в большинстве случаев были застрахованы на приличные суммы.
- Значит, если бы кто-то из твоих жертв рассказал в полиции правду о скромном молодом аферисте, напрашивающимся в гости, то получил бы в ответ смешивающую его с грязью публикацию? - задумчиво подытожил Трюмп. - И ты не боялся после такого вновь выходить на охоту, в смысле идти на прием, рискуя оказаться узнанным? Ты не сталкивался со своими жертвами вновь?
- Случалось пару раз.
- Почему же никто из них не предупредил потенциальную добычу, что не стоит тебе доверять? Ты же рисковал и приносил компрометирующие бумаги или фото с собой, иначе с тобой бы попросту не стали разговаривать, не поверив ни слову? Можно было практически брать с поличным и упекать за шантаж – если ты появился на приеме и с кем-то разговариваешь, значит, снова пасешь клиента. Что мешало человеку, уже получившему назад свои негативы, или что там было, сдать тебя полиции со всем твоим компроматом? Ты мог бы оказался в участке, даже не успев подойти к новому объекту. Или все эти люди подобны акульей стае – обожают созерцать зрелище агонизирующих у них на глазах собратьев и сами не прочь цапнуть побольнее?
- А ты гораздо внимательней, чем я думал, - вздохнул Билл. - Ну что ж, пожалуй, я расскажу тебе, в чем состоял этот компромат. Этим компроматом был я сам. Господа политики попросту снимали меня. Как дорогую шлюху. Сейчас я выгляжу как мокрая курица, но появляясь на светских раутах, я выглядел шикарней, чем подруги и жены этих денежных мешков. Немного косметики, - да-да, не удивляйся, я пользовался макияжем – и при моей достаточно экзотичной внешности я становился просто неотразимым.
В другом случае Том бы презрительно хмыкнул, выслушивая подобные самовосхваления, но не сейчас. Все еще в шоке от подобного признания, он судорожно сглотнул, представив сидящего перед ним узника в дорогом костюме, с расстегнутой на груди тонкой рубашке, уложенными блестящими волосами и подведенными как у Голливудских модниц глазами с густо накрашенными ресницами, оттеняющими томный взгляд. И с ужасом понял, что хотел бы это увидеть воочию.
- Политики – народ пресыщенный и очень развращенный. Стило мне шепнуть на ушко о возможном запредельном наслаждении, которое я способен подарить дорого и конфиденциально, как стрелка оказывалась забитой. Мои манеры и само присутствие на приеме подтверждали, что я не какая-то там мелкая шваль, а сынок кого-то из высших эшелонов, пустившийся во все тяжкие, наплевав на положение папаши, и при этом собирающийся заработать себе на наркоту. Такова была моя легенда, вполне устраивавшая 50-60 летних развратников, не желавших упустить лакомый кусочек. Когда я оказывался в доме и оправлялся в ванную комнату – привести себя порядок, я открывал там окно, и помогал Георгу проникнуть в дом. Он потом ловко запечатлевал на бесшумный фотоаппарат меня и хозяина дома… хмм… в интимный момент. Эти снимки и становилось компроматом. Что может быть хуже для женатого, кичащегося безупречной репутацией в обществе человека, чем связь с мальчиком в наше-то пуританское время? Естественно, попади мое фото в таком виде в газету – наш бизнес можно было бы прикрывать. А напоследок мы делали стандартный кадр: я, обнаженный по пояс, в обнимку с клиентом, моя рука в его трусах. Недвусмысленная ситуация с четким акцентом, что я парень, и хорошо различимыми лицами.
Поэтому попади хоть одно из этих фото в печать, в ориентировках засветилась бы не только моя личность - раскрылась бы сама суть нашего метода. Поэтому Георг и не стал «мстить», ведь оказываемые мной маленькие приятные услуги в деле так и не фигурировали. И возможно, те двенадцать промолчавших, тоже рискнули бы выступить в суде при условии закрытого процесса. Кто знает – не потянул бы тогда мой срок на «вышку», ведь я же не вернул награбленного и не сдал сообщника? Теперь ферштейн? – ехидно фыркнул Каулиц, пытливо глянув в пораженное лицо молодого адвоката. – Да ты меня не случаешь?
Том, краснея как рак, пробурчал:
- С чего ты взял? Слушаю! Это… очень был интересный и нестандартный план, - он бы ни за что не признался, пару раз умудрился потерять нить рассуждений собеседника, вместо этого представляя, как бы тот мог выглядеть в «интимный момент». Его замешательство тут же было язвительно откомментировано:
- А-я-яй, Томи! Даже не пытайся думать о подробностях! Подобные истории не для такого правильного мальчика, как ты!
От полного позора Трюмпа спас надзиратель, загремевший открываемой решеткой:
- Господин адвокат, вам пора.
Том вскочил с табурета, суетливо протягивая его охраннику, чтобы хоть на миг повернуться спиной к заключенному и прийти в себя.
- Одну минутку, пожалуйста, мы почти закончили, - сумел выдавить он спокойно-официальным голосом, и глубоко вздохнув, смело посмотрел в насмешливые темные глаза.
- Спасибо за доверие, Билл. Я вернусь через неделю и ознакомлю тебя с детальной линией защиты.
- Надеюсь, ты сможешь извлечь из моего рассказа что-то полезное - для меня, - Каулиц многозначительно дернул бровью, - и сможешь представить это в выгодном свете на комиссии по пересмотру. Я бы выпил с тобой за успех по бокалу хорошего шампанского, но... как видишь – у меня в наличии лишь жестяная кружка и водопроводная вода, – он, откровенно паясничая, удрученно пожал плечами. – Но я надеюсь, что когда–нибудь мы сможем распить бутылочку мадам Клико!
Решетка уже закрылась, когда Том снова повернулся и повернулся и спросил, прильнув к прутьям:
- Хоть это к делу и не относится, но прости мое любопытство. (Билл предвкушающе ухмыльнулся) У тебя же немецкая фамилия?
- Моя мать – немка, когда отец бросил нас, я захотел взять ее фамилию. Она необычная и звучит явно круче, чем Смит, правда? – он озорно, по-мальчишески рассмеялся. – Как-то не интересно бы было - известный преступник Билл Смит!
Том невольно рассмеялся в ответ, за что удостоился хмурого взгляда надзирателя.
На обратном пути Трюмп снова замотался шарфом, но все же, прижимая к груди отогнутые лацканы не спасавшего от пронизывающего ветра пиджака, упрямо стоял у борта катера, задумчиво глядя, как все больше отдаляется маленький остров. Он ловил в лицо холодные брызги и невольно прикидывал, как бы могла сложиться жизнь его подзащитного, расти он в стабильной, обеспеченной семье. Возможно, они даже бы могли стать друзьями, если бы встретились в стенах университета или на шумной вечеринке. А может быть… Не может, Том, не может! Даже думать забудь!
окончание следует

Второй визит.

Сойдя через неделю на каменистую пристань продуваемого всеми ветрами острова пеликанов Томас Трюмп был взволнован, словно ему предстояла не вторая и последняя до суда встреча с подзащитным, а как минимум свидание с запавшей в душу девушкой. Том объяснял это тем, что очень хотел выиграть это дело, ставшее бы его ступенькой в мир солидных процессов. Ну и чего греха таить – хотелось помочь этому парню с манерами любопытного непосредственного ребенка. Шкодливого, но милого. Хмм, ребенка… он ведь так и не забыл плавных интонаций хрипловатого голоса и сказанных с особым придыханием отдельных слов. Всю прошедшую неделю воображение, подло сговорившись с памятью, рисовало молодому юристу картины одна неприличнее другой. Запрокинутая голова с летящим взмахом черных волос, открывающих длинную шею, полуприкрытые зовущие глаза, тонкие пальцы, вцепившиеся в обнаженные плечи… И сейчас из-за не в меру разыгравшейся фантазии вместо того, чтоб договориться о разработанной им идее защиты, Томасу хотелось заставить прекрасного преступника рассказать подробности, происходящие за дверями закрытых особняков. А также узнать – откуда вообще появилась столь безумная идея обогащения и собственно его опыт в таких делах.

Каулиц снова поразил его, встретив с мокрым тюрбаном из полотенца на голове.
- Привет, Билл, - адвокат растеряно смотрел в довольное произведенным эффектом лицо. – Я, судя по всему, не вовремя? У тебя банный день?
- Почти,- ухмыльнулся тот, стягивая с головы линялую тряпку. Том пораженно ахнул, глядя на рассыпавшиеся по плечам мокрые русые пряди:
- Ты… перекрасил волосы? Как тебе это удалось? Зачем?
- Мир не без добрых людей, как видишь, они отыскиваются даже в таком мрачном месте. Тут так тоскливо, что мне захотелось перемен, - он протянул это чуть манерно, словно скучающая в роскоши дамочка, а вовсе не узник в холодной тесной клетке. - Увы, возможности что-либо изменить здесь ограничены. Поэтому – вот.
- Где ты взял краску-то? – продолжал недоумевать Трюмп.
- Знакомая прачка. Она осветляется перекисью под Мэрилин, ну вот сегодня во время моей смены и помогла мне. Блондин из меня не получился, но она предупреждала, что черный цвет с первого раза разве что в русый перейдет. Но мне и так нравится, а тебе?
Том пожал плечами, чуть не ляпнув, что Биллу пойдет все, и вместо этого скептически поинтересовался:
- У тебя есть деньги, чтобы расплачиваться за мелкие услуги? Насколько я осведомлен, письма и передачи проходят строгую цензуру. Да и вообще передачи здесь сильно ограничены в сравнении с другими тюрьмами.
Билл скривился:
- Да знааааю я, нам даже личные вещи запрещены, одна казенщина. Но ведь существует еще масса способов оплатить добро, верно?
- Например? – не понял Том. Он, конечно, не был столь наивен, чтоб не знать о тайной тюремной валюте вроде косяков, сигарет и прочего дерьма, но не в стенах Алькатраса! С местной жесткой системой это попросту невозможно!
- Ну например, Эва – женщина одинокая, к тому же не слишком… привлекательная, вот и скучает без мужского внимания. А я умею быть не только убедительным, но и ласковым… - Билл бросил своему защитнику такой откровенный взгляд, что у того невольно мурашки поползли по рукам.
- Ты переспал с ней? – опешил Том.
- Ну да, - легко согласился новоявленный недоблондин и хитро подмигнул, – и все остались довольны.
Трюмп старательно гнал от себя невольно поплывшие перед глазами картины горячего секса. Что секс был жарким, он не сомневался, иначе зачем женщина, рискуя увольнением, согласилась покрасить волосы заключенному?
- Ну так мы будем обсуждать мою личную жизнь или линию защиты? – насмешливый голос вывел его из транса.
- Прости, - Том взял себя в руки. – Я много думал за эту неделю о тебе, то есть о твоем деле, - мгновенно поправился он, тем не менее, успев заметить взлетевшую бровь. - Билл, ты сам понимаешь, что все факты против тебя. Играть с уликами, которые ты кстати сам настойчиво оставлял, или с показаниями – не наш случай. Поэтому я вижу только два способа сократить твой срок. Первый самый простой – ты сдаешь своего сообщника и часть награбленного, так сказать оказываешь помощь правосудию.
- Проехали! – резко перебил Каулиц. – Второй способ?
- О, как категорично, - покачал головой адвокат. – Поверь, это практически стопроцентная вероятность скостить лет десять!
- Том, ты думаешь, я настолько глуп, что не додумался бы до этого раньше? Если б я это сделал, тебя бы сейчас здесь не было, как, впрочем, и меня! Мотал бы себе срок где-нибудь на большой земле.. Поэтому можешь не рассыпаться бисером, а просто расскажи про второй способ?
- Отлично. Он тоже касается твоего партнера. Предлагаю, точнее, считаю необходимым упирать на то, что твоя роль в этом деле была зависимой. Нужно приписать этому твоему … Георгу – кстати, сочини уже ему полное имя что ли? – разработку плана и принуждение тебя в его осуществлении. Если ты не дашь против него детальных показаний – его никто не узнает, и можно спокойно сделать из него козла отпущения. Деньгами и прочей вашей добычей он с тобой практически не делился, а тебя самого запугал настолько, что ты боишься даже упоминать о нем, несмотря на значительное ухудшение твоего положения от этого молчания. Ты не можешь его выдать, даже будучи уверенным, что его посадят – длинные руки могут достать и в тюрьме, ведь предательства он тебе не простит. Действие под принуждением, хоть и не доказанным, плюс твое не полное совершеннолетие на тот момент даст нам шанс значительно смягчить наказание.
Каулиц, на протяжении всего спича задумчиво рассматривавший стену, наконец, ответил:
- Георг Листинг – звучит достаточно криминально?
- Вполне, - улыбнулся Том, понимая, что это согласие.
Билл вздохнул и вернул улыбку.
- Вот и договорились. А теперь, Билл, ответь мне честно – почему ты действительно не сдал своего Георга? Вероятность, что он поможет тебе бежать отсюда, практически равна нулю. Неужели ты веришь в то, что когда окажешься на свободе, твоя доля будет тебя ждать в целости и сохранности? Это же не год, не два, а целые четверть века! В глупое благородство я не верю, уж прости. Тогда почему? Неужели ты действительно его боишься?
- Я его люблю. Такой ответ будет достаточным весомым для тебя? – Билл смотрел жестко и серьезно.
Трюмп так и застыл с отвисшей челюстью, и думать забыв о том, что надо бы держать лицо. И не нашел ничего умнее как спросить:
- А он?
- Он тоже любит меня. Поэтому, отвечая на твой вопрос, скажу – да, я уверен в Георге, уверен настолько, что знаю – он встретит меня по окончании моего срока на пристани в назначенное время, минута в минуту. Ну или у ворот тюрьмы – если ты мне все же сумеешь помочь мне с переводом.
Том ошалело молчал, переваривая информацию, глядя при этом на своего подзащитного во все глаза. А когда, наконец, смог заговорить, уже не задумываясь об уместности и корректности вопросов, начал жадно удовлетворять свое любопытство:
- Так план ограбления и проникновения в дома был все же твоим?
- Разумеется, - гордо ответил Каулиц.
- А как твой любимый мужчина согласился на то, чтобы ты…
- Чтобы я отсасывал у этих придурков?
- Охх! - вырвалось у Тома.
А Билл, словно и не заметив, продолжал:
- Первоначально я хотел пожертвовать своей задницей – согласись, такие снимки были бы гораздо эффектнее! Но тут Георг действительно возмутился, сказав, что чтобы опустить политическую шишку в глазах общественности вполне достаточно минета. На том и порешили.
- Но любовь подразумевает ревность, разве нет?
- Пффф, он же знал, что мое сердце да весь я целиком принадлежат только ему – так к чему эти глупости?
- Странно, - Том искренне не понимал, как можно позволить любимому человеку творить такое. – Вот я бы…
- Вот ты бы! – передразнил Каулиц. – Поэтому, Томи, ты всего лишь начинающий адвокат. А что, был ты моим любимым, - он чуть прищурился, лаская взглядом, - ты бы запретил мне обслуживать других мужиков, даже зная, что это принесет приличный куш?
- Я не променял бы тебя на деньги! – горячо возразил Трюмп и тут же испуганно добавил: – В смысле, любимую девушку не променял бы.
- Ты милый, - очаровательно улыбнулся Билл. – Мне очень нравится твоя искренность. Но увы, не все в этом мире идеально, и кроме черного и белого есть полутона. Все было не так уж и плохо. Тем более, что Георг получил свою порцию ласк вдвойне, пока я тренировался на нем искусству доставлять удовольствие. Могу с гордостью сказать, что та маленькая хитрость, на которую я решился, творила чудеса, и минет в моем исполнении был вне конкуренции, о чем я естественно осведомлял будущего «клиента».
- Что за хитрость? – не выдержал Том.
- Ты все равно не поверишь, а подтвердить я сейчас, к сожалению, не смогу, - загадочно усмехнулся Каулиц.
- Потому что мы в камере?
- Потому что моего маленького секрета при мне нет.
Глядя на поникшего защитника, похожего сейчас на обиженного ребенка, так и не получившего обещанную игрушку, Билл чуть не расхохотался:
- Тебе когда-нибудь отсасывали, Томи? Про парней даже не спрашиваю, я имею в виду - девушки?
- Да, и не раз! – чересчур поспешно ответил тот.
- Врешь ведь, - спокойно припечатал Каулиц и, отвернувшись, склонился к тощей подушке, что-то там нашаривая.
Том молчал, опустив глаза, было стыдно за свое глупое бахвальство и не менее стыдно за долбанную почти-невинность, ограничивающуюся поцелуями и несколькими быстрыми перепихонами на угарных студенческих вечеринках. У него никогда не было постоянной подружки, да и времени-то не было на девушек – он изо всех сил старался поскорее встать на ноги и получить достойную профессию.
- Посмотри-ка на меня? – тихо попросил Билл через пару минут. – Ну же, я не кусаюсь.
Трюмп поднял голову и … обмер. Когда он пару лет назад читал интервью с Мэрилин Монро, то просто не поверил ее словам. Звезда рассказывала, как однажды шла с подругой по улице - без каблуков, макияжа и уложенной волнами фирменной прически. Прохожие не обращали на нее ни малейшего внимания, и подруга удивилась:
– Как, тебя даже не узнают, стоит выйти не накрашенной?
Тогда Мэрилин ответила:
- Дело не в макияже, а в создаваемом тобой внутреннем образе. Смотри!
И она, томно прикрыв глаза, пошла знаменитой раскачивающейся походкой. И вся улица тут же обернулась и упала к ее ногам с восторженными приветствиями и просьбами об автографах!
Взглянув на своего подзащитного, не иначе как воспользовавшегося способом Мэрилин, да еще и пустившего в ход тяжелую артиллерию в виде не слишком ровно, но все равно эффектно подведенных глаз, Трюмп понял, что пропал. То, что перед ним его подзащитный, что он вообще-то парень, и что они находятся в открытой обозрению камере, стало незначительным. Черный колдовской взгляд, полуприкрытые ресницы и влажные губы на дышащем страстью лице напрочь снесли крышу, и Том смог только прошептать:
- Это ты – настоящий? Или таким ты показывал себя тем богатым выродкам?
- Ты хочешь проверить? Хочешь оказаться на их месте? – опустив руки на плечи своего адвоката, Билл властно притянул его к себе, словно в замедленной съемке сокращая расстояние между их приоткрытыми в ожидании губами. Том и не осознавал, как желал это долгожданного касания, а когда, наконец, рот Билла мягко накрыл его собственный, сгреб, вжал в себя тонкое тело в жесткой синей робе, целуя в ответ.
- Теперь знаешь, каково им было? – прозвучало еле слышно. Но Том уже не мог отвечать. Забив на охранника, в любой момент грозящего появиться за решеткой, на любопытные глаза в камерах через коридор, пытающиеся в полумраке разобрать, что творится в их клетушке, он подчинился ловким рукам, снимающим с него одежду, и лишь удовлетворенно выдохнул, когда почувствовал обнаженной грудью горячую кожу прильнувшего к нему Билла. Тот снова принялся целовать его – жадно, словно изголодавшись по ласке, осторожно подпихивая его в сторону койки. А когда Том, наткнувшись на нее, чуть не упал навзничь, требовательно огладил его бока и вдруг резко развернул его, заламывая руку за спину и роняя на кровать вниз лицом, глуша невольный крик. Навалившись сзади, Билл заломил ему вторую руку и чем-то быстро скрутил их, продолжая вдавливать его голову в матрац, так что Том уже начинал задыхаться.
- Прости, малыш, как-нибудь в другой раз, - прошептал он, коротко целуя защитника в шею и одновременно впихивая ему в рот еще влажное полотенце. Повернув Трюмпа на бок, он с неожиданной тоской посмотрел в испуганные глаза:
- Прости меня, Том, но ты – мой единственный шанс выбраться отсюда. Тебя не осудят, может лишь лишат места. Но это не сравнится с двадцатью пятью потерянными годами, согласись.
Том попытался мотнуть головой и замычал.
- Тихо, я не хочу причинить тебе больше вреда, чем потеря работы. Сейчас я свяжу тебя, и украшу парой синяков, чтобы никто не заподозрил тебя в сообщничестве. А потом покину остров. Под твоим именем. Ты же заметил, насколько мы похожи – просто близнецы!
Вот оно! Понимание накрыло Тома с головой, не мешай полотенце во рту, он бы обречено застонал, услышав объяснение тому неуловимому, что он пытался вытащить на свет из собственных мыслей на протяжении всей недели. Билл напоминал ему самого себя! А теперь, с перекрашенными волосами, уже собранными в хвост, в его костюме со строго подтянутым галстуком их было просто не отличить. И как он мог не понять этого раньше? А заключенный тем временем, сноровисто стянув его ноги, рассматривал беспомощную жертву – как бы покрасочнее, но с минимальными потерями оставить на ней «следы насилия». Когда Каулиц быстро склонился к нему, Том зажмурился, ожидая рассекающего лицо хука. Но его не последовало. Вместо удара его ждало ласковое касание губ, переходящее в обжигающий поцелуй в висок, возле глаза.
- Ну вот, - удовлетворенно кивнул Билл, глядя на свою работу, - красота просто! Может, для убедительности – еще один? - он приник к скуле, жадно втягивая кожу. – Хороший засос гораздо приятней хорошего удара, хотя выглядит почти так же? – мягкая улыбка странно не вязалась с напряженностью момента. Но Том бы с ним вполне согласился, если б мог.
- У нас есть еще пара минут, так что уж удовлетворю твое любопытство, тем более, что ты мне действительно симпатичен. За несколько дней до твоего первого визита мне передали маленькую посылку от мамы – огрызок мягкого карандаша и пару штук нижнего белья.
Карандаш мне пригодился только что. А боксеры… Как ты думаешь, какого цвета шнуры, которым связаны твои руки и ноги? – Том дернулся. - Правильно – фиолетовые. Георг позаботился даже об этом, зная мою слабость иметь собственный стиль, - рассмеялся Билл. - Они были вставлены под кулиски присланных трусов. Подозреваю, что эти две вещи обошлись Георгу, а посылка, как ты уже догадался, была именно от него, мать меня и знать не хочет уже несколько лет, дороже похода в шикарный ресторан, но вещи были безобидны, а охрана жадна. В приложенном письме, конечно же изученном вдоль и поперек, наряду со слезливыми пожеланиями держаться и сказками о жизни близких родственников, была странная фраза: «Я бы передала тебе зеркало, но мне сказали, что ваши порядки это запрещают. Так что просто пользуйся другими возможностями увидеть свое отражение». Зеркальце, кстати, на пару дней удалось выклянчить у Эвы.
Когда ты вошел в мою камеру, я с первого взгляда понял, о каком отражении шла речь. Мой партнер, узнав о подаче мной апелляции, наверное, случайно увидел тебя и тут же подсуетился о твоем назначении. А дальше – ну сам понимаешь, дело моего обаяния, – он чувственно потерся носом о шею Тома, благодарно лизнув за ухом. - У меня осталась одна просьба, ты волен выполнить или не выполнить ее. После того, как я уйду, пожалуйста, дай мне полчаса форы, а потом поднимай шум, – Билл легко коснулся уголка растянутых кляпом губ прощальным поцелуем. – Я буду помнить, что за мной долг.

Когда раздался скрежещущий лязг отодвигаемой решетки, Каулиц сидел на кровати у него в ногах, прикрытых тонким казенным одеялом, и мягко поглаживал его по спине.
- Что там с ним? – не понял охранник, делая шаг в полутьму камеры.
- Он переволновался и задремал, не стоит его будить, - шепотом ответил Билл, вставая. – Сейчас иду.
Он нагнулся к уху Тома и еле слышно прошептал:
- Спасибо и прощай.
И быстро вышел в тускло освещенный коридор.
Том пролежал тихо почти два часа, прикидывая, что катер уже успел добраться до побережья. И не в силах больше терпеть боль в вывернутых и затекших руках, он начал метаться и глухо стонать, пока с грохотом не свалился на пол.
Прибежавший на шум надзиратель освободил его, и незадачливый защитник, соврав, что все это время находился без сознания, поступил в распоряжение тюремного врача и следователей.

Через два месяца.

Работу клерком в крупном рекламном агентстве Том нашел через неделю после исключения из списков действующих адвокатов. По идее, он должен был возненавидеть причину своего падения кувырком с карьерной лестницы. Но он лишь испытывал странное чувство удовлетворения, что виновник его бед находится за пределами зловещего острова и, как он надеялся, больше не попадется в лапы правосудия. Свое позорное увольнение он перенес стоически, впрочем, дисквалификацию ему объявили лишь на три года с правом восстановления, поскольку не обнаружили в совершенных им действиях злого умысла, а лишь непозволительную неосторожность и беспечность.
Звонок в дверь прозвучал неожиданно и слишком резко в пустоте скудно обставленной небольшой квартирки. Удивленный Том открыл курьеру в форменной сине-красной куртке и принял из его рук узкий длинный пакет на свое имя, расписавшись в протянутом бланке. Недоуменно ощупав увесистый презент через плотную бумагу и так и не определив его содержимое, он отнес сверток на кухню и вскрыл его, замерев от удивления – внутри была бутылка мадам Клико. И никакой открытки или письма, поясняющей, кто и по какой причине так расщедрился. Впрочем, в записке не было необходимости.

Через год, 21 марта 1963.

В проигрывателе крутилась пластинка Чака Берри. День за днем. Джонни Кэш и Рэй Чарльз были забыты и сосланы на полку с винилом. Когда иголка, пройдя последний виток автоматически вернулась на начало и замерла, Том поднялся, чтобы включить новостной канал, и снова опустился в кресло. Он непроизвольно дернулся, услышав знакомое название.
Сегодня знаменитая американская тюрьма Алькатрас в заливе Сан-Франциско была официально закрыта. Такое решение было принято федеральными властями из-за чрезмерных расходов на содержание заключённых на острове по сравнению с материковой тюрьмой. К тому же все постройки нуждались в ремонте, который бы обошелся в сумму около 3—5 миллионов долларов.
- Вот и все, - с облегчением выдохнул парень. Может, теперь ему перестанут сниться эти сны, в которых холодную морскую зыбь согревают теплые карие глаза? За год он успел с незначительного клерка вырасти до должности исполнительного директора агентства и подумывал после получения амнистии на свою основную профессию открыть собственную юридическую контору, специализирующуюся на делах СМИ и рекламы. Его жизнь наладилась и пошла в гору. Для полноты счастья не хватало постоянной девушки, но как-то так получалось, что дольше одного-двух свиданий они у него не задерживались. Сейчас он, неспешно потягивая мартини у экрана телевизора, ждал Мари, молоденькую секретаршу босса, которая давно добивалась его расположения и, наконец-то удостоившись приглашения в гости, должна была приехать к нему с минуты на минуту. Звонок прозвучал тихо и мелодично, и Том, расслабленно потянувшись, пошел открывать.
- Привет! Это тебе, - в руки Тома впихнули бутылку коллекционного коньяка.
- Ты?! – парень в шоке отступил назад, неверяще глядя в глаза своему наваждению. Каулица даже по прошествии года он узнал бы в любом виде – хоть в нищенских лохмотьях, хоть в строгом костюме. Стоящий на площадке Билл выглядел неожиданно и потрясающе круто – весь в обтягивающей черной коже, с гроздьями серебряных цепочек на тонкой шее и…с макияжем? Точно, карие глаза, вечные спутники его снов, стали еще выразительней из-за густо подведенных тенями век. Волосы, снова черные, только ухоженные и блестящие, гладкой волной спадали на плечи.
- Я рад, что ты еще помнишь меня, - Билл улыбнулся, довольный произведенным эффектом. - И надеюсь, не убьешь прямо на пороге? Нам сегодня есть, что отметить, правда, Томи? И еще, если помнишь – за мной должок. А свои долги я привык возвращать. С процентами, - многообещающая улыбка снова осветила его лицо.
Том, не раздумывая больше, втянул его за руку в квартиру и захлопнул дверь.
- Ты хоть представляешь, сколько процентов набежало за год? – выдохнул он в оказавшиеся странно близко губы, но чуть отстранился, словно вспомнив. – А как там поживает твоя большая любовь, Георг, кажется? Он в курсе, что ты тут… платишь по счетам?
- Благодаря тебе он получил меня назад на двадцать пять лет раньше, чем мог бы. Как ты думаешь – будет ли он против моей благодарности? – мягко улыбнулся Билл, опустив тяжелые ресницы. -
Ну же, я готов к оплате, - и дивное создание прильнуло к нему, заключая в кольцо рук и кокон тонкого аромата, ледяной свежестью напоминающего холодные воды калифорнийского залива. Словно не было этого года, не было потери работы и мучительного стыда за собственную глупость. Том до сих пор винил во всем только себя. Впрочем, и не винил уже, ведь его глупость была рядом, мягко касаясь тонкими пальцами его лица. Он так и не смог забыть того поцелуя, как ни пытался это сделать в объятиях случайных знакомых. Обреченно выдохнув, он резко вжал гостя в дверь и настойчиво раскрывая его губы, жадно ворвался внутрь, желая проглотить, сожрать, насытиться за год мучительного ожидания, в котором он наконец-то смог себе признаться. Неожиданно ощутив что-то гладкое в языке Каулица, он удивлено оторвался, глядя ему в рот:
- Что это?
- Помнишь, я говорил тебе о маленьком секрете, обещающем большое наслаждение? Так вот, это он и есть, - Билл высунул язык, демонстрируя пронзающую его штангу с двумя гладкими металлическими шариками на концах.
- Это… вроде сережки, да? – Том как в трансе коснулся пальцем блестящей бусинки.
- Ну да, вроде, - согласился гость. – Только гораздо полезнее, ну ты понимаешь? – он хитро улыбнулся. – В тюрьме тут же сняли. Потом заросло и пришлось заново прокалыва….
Но примерный мальчик Том уже не слушал, вновь закрывая желанный рот поцелуем, жадно вылизывая бусинку и представляя как сладко эта бусинка может задевать самые нежные места его тела. А Билл тихо и довольно постанывал, все своим видом не опровергая этой возможности. Долги он привык платить сполна, особенно если платеж оказывался таким приятным. Может, стоит растянуть оплату и перенести проценты на следующий раз? А если приплюсовать еще и пени… Усмехнувшись про себя, Билл перестал, наконец, думать и, блаженно прикрыв глаза, растаял в сильных руках своего бывшего адвоката.