он самка сотоны... (с)
Название: Встречное движение
Автор: Alraunes
Пейринг: Том\ Бьиел
Рейтинг: РG
Жанр: феерия, АУ
В тексте использованы материалы тур-форумов, а в заголовках - стихотворение И. Бунина.

читать дальше
1. Там не светит солнце, не бывает ночи, не восходят зори,
За гранитным полем грозно блещет в очи смоляное море.
Всполохи зарниц разрезают багряную черноту. Они сверкают у самого горизонта, там где бескрайняя Пустошь сливается с небесами цвета затухающего пламени. Но горизонта не существует, ведь той черты, где багровое от жара, покрытое пепельными тучами, полными остывающей золы, небо перельется через край и выплеснется лавой на ломаные дюны застывшего асфальта, просто нет. Толстые брюхи облаков вспарываются торчащими зубьями скал или разбиваются о глыбы прибрежных утесов. И тогда небо обрушивается вниз сухим серым дождем, который оседает горячей сажей на бесконечной каменистой равнине или припорашивает глянцевую поверхность Смоляного моря. Оно плавно катит свои маслянистые волны, и аспидно-черный цвет переливается в отблесках далекого сияния радужными разводами.
Красные всполохи освещают мрачную страну, но не дают тени. Теней здесь просто нет, вместо них негаснущее зарево со свистом рассекают огненные крылья иглей, алые перья которых в своем блеске соперничают с зарницами. Игли парят над этим миром и царят в нем, вечные как камни и величественно-прекрасные как непрекращающийся небесный пожар.
- Здравствуйте, Томас! - девушка чуть привстала из-за стола, протягивая руку вошедшему. – Просто замечательно, что десятитысячным покупателем оказались именно вы! Такая приятная неожиданность, правда?
- Да уж, наверное, - парень, облаченный в мешковатую одежду и увенчанный собранным на макушке пышным хвостом из пушистых светлых дредов, неуверенно потоптался и после приглашающего кивка служащей компании «Эльдо» уселся напротив нее в широкое кожаное кресло. – И здравствуйте, - он быстро выцепил глазами имя на бейдже, - Милли.
- Все еще не верите, - легко покачала головой девушка, наблюдая, как Том нервно мнет в руке сертификат-открытку.
- Честно говоря, да. В чем прикол? Денег у меня все равно нет, так что если это развод – он бесполезен.
- Том, я даже не обижусь, потому что понимаю вас. На вашем месте я бы тоже отнеслась с недоверием к упавшему с неба призу. Но видимо, удача захотела улыбнуться именно вам. Что до нашей компании, здесь все честно – рекламная акция, привлекающая потенциальных покупателей, ну вы понимаете, - она доверительно подмигнула. – Ну, давайте сюда ваш купон, будем превращать его в реальный подарок.
Парень протянул слегка замусоленный картонный прямоугольник. Милли пощелкала клавишами компьютера, заводя данные, сверила информацию и вновь обратилась к Тому:
- Том, а давайте проверим вашу удачу еще раз?
«Ну вот, началось, - тоскливо подумал парень. – Сейчас бла-бла и - пардоньте, милейший, вы не прошли тест. Вы обыкновенный неудачник, Томас Каулиц!»
- Нееет, - мягко улыбнулась Милли, отчетливо читая мрачные сомнения на лице гостя. – Вы не так поняли! Билет на самолет и путевка на пять дней в экзотическую страну уже ваши! – она помахала перед носом Тома «пакетом отдыхающего». - Я просто хотела предложить вам угадать, точнее пожелать – куда бы сами хотели отправиться. Вот будет забавно, если выбранный вами маршрут совпадет с тем, что вы получите через несколько секунд! Тогда вы окажетесь везунчиком вдвойне! Ну как – попробуете загадать?
Том задумался буквально на миг и выпалил:
- Тринидад!
- Ничего себе! – Милли пораженно раскрыла глаза. – Том, это невероятно, но вы угадали! Это действительно Тринидад, курорт Сан-Фернандо.
Том шел, нет - летел домой, предвкушая неожиданный отдых. Учиться и работать сутками напролет было тяжело даже для крепкого молодого организма, но он был слишком упрямым и целеустремленным. И гордым.
Том согласился принять помощь приемных родителей, вернее – опекунов, пожилой пары, принявшей на себя заботу о двенадцатилетнем подростке, осиротевшем после автокатастрофы, но лишь для оплаты обучения в престижном университете. И то только потому, что основная часть этих денег была его наследством. После достижения совершеннолетия они полностью передали юноше права на его собственность – видавшую виды Ауди и слегка обветшалый дом на окраине Мюнхена, куда он тут же и переехал. Конечно же он испытывал чувство благодарности к своим опекунам, даже по-своему привязался к ним, но все же осознание, что почти шесть лет жил в их доме как домашнее животное, затраты на которое оплачены щедрой рукой муниципалитета, помешало полюбить их по-настоящему. Том чувствовал себя одиноким волком, да в общем и был таковым, несмотря на кучу приятелей и вьющихся вокруг него девчонок. Он жил в своем старом доме, учился на врача-кардиолога и работал санитаром на «Скорой» - и профильно, и на жизнь хватало. График смен был увязан так, что свободного времени почти не оставалось, но Том не унывал, уверенный, что еще успеет взять от жизни свое, когда займет в ней нужное место.
Пару дней назад, чертыхаясь на окончательно сломавшийся утюг, он выскочил вечером в ближайший супермаркет и с сожалением оставил полсотни евро в отделе бытовой техники «Эльдо», приобретая нового терминатора. Каково же было его удивление, когда на кассе ему вручили подарочный сертификат и поздравили с выигрышем. Каулиц не очень-то доверял всем этим акциям и, что вот так на халяву можно прокатиться на край земли, не поверил и подавно. Но сейчас, держа в руках билет и оплаченный пятидневный тур в Тринидад, он начал верить в фортуну. Универ за это время не развалится, а на работе он сумеет договориться – не каждый же день выпадает счастливый случай. Вылет через две недели, он успеет. Когда хотел, Томас умел быть чертовски убедительным и обаятельным.
Уже лежа в постели Том вдруг спохватился – как же он забыл о самом интересном? С какого перепугу ему вдруг взбрел в голову этот Тринидад? Он ведь даже не представляет хорошенько, где тот находится! Вроде остров, а вот в каком океане – Тихий? Индийский? Атлантика? Просто всплыло в памяти красивое слово? Наверное. Но совпадение показалось воистину шокирующим. Ладно, завтра перед занятиями он успеет быстренько погуглить, а сейчас – спать!
- Спокойной ночи! – он ласково погладил красные перышки, свисавшие с обмотанного полоской невыделанной кожи деревянного кольца. Сонная ловушка обосновалась у него на стене уже пару месяцев. С тех самых пор, как он имел неосторожность на одной из довольно редко посещаемых им вечеринок, перебрав, пожаловаться Моник, что после дежурств на «Скорой» его мучают кошмары. Он не считался себя слишком восприимчивым, видно это усталость накладывалась на дневные впечатления и являлась к нему по ночам легионами беснующихся монстров.
На следующий день Моник, как и все хиппующие особы нежно любящая всякие фенечки-веревочки, приволокла ему эту самую ловушку, наказав повесить в изголовье. Оглядев странную конструкцию из переплетенных шнуров, бусинок, перышек и затянутого сеткой наподобие паутины обруча посередине, он вполуха выслушал «принцип действия»: плохие сны застревают в паутинке, а хорошие стекают вниз, к его голове, по перышкам. Такие вещи принято дарить от всего сердца, чтобы они действительно работали. А эта ловушка сделана руками настоящих индейцев и… Дальше Том не дослушал, просто благодарственно чмокнул девушку и взял презент. И хоть не верил во всякую чепуху, но пристроив ловушку на специально вбитый гвоздь, заметил, что кошмары и правда прекратили его донимать. Зато начал сниться один и тот же сон. Хотя это скорей удивляло Тома, чем напрягало или доставляло беспокойство. По крайней мере, в этот раз жаловаться Моник он не стал. Особенно после того, как в завораживающе-дикий пейзаж его сонной страны вписалась жар-птица.
2. Над его ли зыбью, под великой тучей, мечется зарница,
А на белом камне, на скале горючей - дивная орлица.
Огромный красно-черный игль парил над Смоляным морем, величественный и прекрасный в своей уверенности, что этом мир принадлежит ему. Иглю не было дела до других, подобно ему рожденных из смолы и пепла, он любил свою свободу, скорость, подаренную размахом сильных крыльев и жуткую обжигающую красоту этих мест.
Игль медленно сужал круги и наконец опустился на выступающий из свинцово-черной ряби одинокий утес. Волны блескуче расступались, вновь смыкаясь за слоистой ступенчатой твердью. Железные когти царапнули камень, высекая искры, игль в последний раз взмахнув огненно-алыми крыльями, запрокинул голову и закричал пронзительно-громко, переходя на низкий вибрирующий клекот:
- Бьииииеееллл!
В этом крике было все – его сущность, имя, закон его жизни. Безумный полет, головокружительные пике к смоляным волнам, так что брызги дегтя окатывали перья, маслянистыми каплями падая вниз, в родную стихию. Или ленивое купание в дрожащем раскаленном мареве над бесконечной Пустошью, идеально-прекрасной в своем выверенном от песчинки до базальтового излома однообразии. Полыхающее адским заревом небо, бескрайние застывшие в вечности пески и мальтово-черные волны – унылая картина Преисподни - изо дня в день нежили и ласкали взор игля. Впрочем, дней в темном мире не было, они не сменялись ночами, время просто текло по своим законам.
Больше своих сумасшедших полетов Бьиел любил только сны. Игли не умели спать, их вечное движение никогда не заканчивалось, передышка наступала лишь, когда они видели сны – чужие сны. Перья, начиная мелко подрагивать, подсказывали время, и игль спешил приземлиться на скалу, на камни – куда-нибудь, чтобы не пропустить это зрелище. Хотя больше всего ему нравилось смотреть сны на крошечном островке посреди моря, под шепот мерцающих волн.
Чтобы увидеть чужой сон, нужно было перенести несколько своих перьев в Иной мир, где жили крелы - сновидцы. Когда игли теряли перья в полете над Смоляным морем или роняли их, чистя и оттачивая до блеска крючковатым клювом, омывая лапы в бурлящей полосе прибоя, волны поглощали их, чтобы потом вынести на поверхность, где-то среди желтого песка и выжженной солнцем травы. Перья находили крелы и мастерили из них странные игрушки, оплетая веревочками и бусинками. Это казалось смешным и нелепым, впрочем как и все, что делали крелы. Но иглям нравилось наблюдать за ними через их сны, поэтому они старательно хлопали крыльями и ощипывались на взморье, там, где волны подхватят выпавшие перья и унесут в загадочную страну с непривычно-синим небом. Чем больше перьев оказывались увязанными в креловские амулеты, тем больше снов могли видеть игли. Кто-то из них смотрел на Иной мир через нескольких сновидцев, кто-то предпочитал одного крела-проводника, сосредотачиваясь и подстраиваясь под его восприятие. Бьиелу больше всего нравились сны молодого светлокожего крела, появившегося среди его сновидцев недавно, но показавшего ему за короткий срок гораздо больше, чем все его прежние проводники. Крела звали Том и, судя по размытой порой картинке, он находился где-то очень далеко. Возможно как раз поэтому сны Тома оказались столь необычны и интересны, что полностью оправдывали усилия, прилагаемые иглем в попытке настроиться на него.
Игли были отшельниками по своей природе, они не стремились к общению друг с другом, не сбивались в стаи, проводя жизнь в гордом одиночестве, которое ничуть их не угнетало. Обществу себе подобных они предпочитали раскаленный воздух, смолу, далекий горизонт и сны.
О том, что горизонта не существует, Бьиел узнал тогда же, когда обнаружил, что мир не бесконечен. Нырнув однажды с налету в густое серое облако у Дальних скал, он пробился через вязкую преграду и очутился в странном месте. Привычные багрово-черные краски в отдалении светлели, жесткая серая крошка сменялась влажной почвой, поросшей короткой травой. Игль с изумлением смотрел на мир, который видел в чужих снах – высокое голубое небо, тянущиеся к нему деревья с перистыми листьями, даже хижины крелов. Самих крелов, правда, нигде видно не было. В несколько взмахов преодолев расстояние между родным каменным мраком и непривычно зеленым миражом, Бьиел ударился крылом о невидимую преграду. Озадаченно долбанув клювом незримую стену, он провел вдоль нее отточенными кончиками перьев и вернулся назад, обнаружив такую же стену вдоль границы своего мира. Коротко вскрикнув, он вернулся в облако, снова выныривая в спасительную черноту у Дальних скал.
Но вскоре Бьиела снова потянуло в пограничную зону. Постепенно вылазка за вылазкой игль определил размеры таинственного коридора – около тридцати взмахов крыльев в ширину, в длину же он оказался бесконечен, а может быть, замыкался сам на себя. Пытаясь исследовать знакомый ему лишь по снам мир, игль обнаружил, что в странном пространстве сны крелов становятся гораздо ярче, он с легкостью различал мельчайшие детали, словно сам оказывался среди них. А еще оказалось, что здесь можно перевоплощаться.
Бьиел попробовал представить себя одним из крелов, но быстро понял, что нужно определиться, взяв за основу образ конкретного крела, а не что-то собирательное. И игль не раздумывая выбрал Тома, хотя скопировать его и оказалось сложно – крел постоянно что-то менял в себе. Стягивал, распускал и убирал под повязки и кепки свою светлую спутанную гриву, укутывал тело в кучу одежды, хотя кончики перьев подсказывали Бьиелу, что для сохранения тепла Такого количества одежды не нужно. Постоянно просматривая сохраненные в памяти особенно заинтересовавшие его обрывки снов, игль через несколько попыток сдался – его «тело» стало выглядеть похожим на тело избранного сновидца, но прочие детали он собрал от других крелов, мелькающих в снах Тома.
Продолжая изучать возможности коридора меж мирами, Бьиел еще больше преуспел в своем преображении, поняв, что чем дальше отходит на светлую сторону Границы, тем легче ему удержать ускользающие черты. И теперь появляющийся из облака едкого пара сверкающий алым оперением игль в несколько мгновений превращался в высокого черноволосого крела, легко и грациозно движущегося между шершавыми стволами пальм. Бесконечное как сама Пустошь приграничье стало не менее любимо Бьиелом, чем свободный полет под низким горящим небом. В новом теле открылись и новые возможности – оказывается, цветы вокруг пахли, а ягоды и плоды имели вкус. А бьющий откуда-то из-под стены прозрачный ручей, был восхитительно прохладен, хоть и совершенно не похож на тягучие смолы его мира.
Сны, обретя пугающую яркость, теперь вели Бьиела, учили постигать крелов, понимать их язык уже не интуитивно, а в речевом выражении, и первым неуверенно произнесенным им слово стало «Тоооум». Стоило иглю назвать своего сновидца по имени, и он почувствовал, как окрепли между ними ниточки невидимой связи. Теперь он мог видеть Иной мир не только, когда Том спал, а в любое время, стоило лишь принять облик крела и тихонько позвать его по имени.
Бьиел все больше времени проводил на Границе, живя чужими снами, порой не отличая уже явь от забытья, не понимая, кто он сейчас. Странные в своей красоте картинки затягивали, обретая смысл, и Бьиел все больше терял себя, учась видеть и думать как крелы, осторожно пробуя на вкус чужие слова и ощупывая пальцами предметы. Это было жутко и остро – и необыкновенно. Но слишком поздно он понял, что вместе с чужим языком и знанием к нему приходят и чужие чувства. Закон его жизни – одиночество – был нарушен. Игль больше не хотел оставаться один – купаясь ли в брызгах смолы, гуляя ли по проложенной им среди невысоких кустов тропке вдоль пограничной стены. Бьиел хотел к крелам. Точнее – к одному крелу. К тому, чьи сны пробудили его от раскаленной вечности к иссушающей тоске.
Регулярный рейс на Порт-оф-Спейн улетел из международного Мюнхенского аэропорта без опоздания. Пробираясь в узком проходе Боинга к своему месту, Каулиц невольно обернулся на длинноволосого брюнета, уже устроившегося за два ряда от него. Нет, не то, не похож он на неуловимо меняющегося хрупкого юношу с выразительными глазами, что теперь вместе с жар-птицей посещал его сон. «А вообще классно, что так неожиданно свалилась эта поездка», - решил Том. - Мне действительно пора отдохнуть. А то с этими загрузами скоро стану наглядным пособием для студентов с кафедры психиатрии – будет изучать на моем примере теорию сна по Фрейду. То птички, понимаешь, то мальчики…»
Повинуясь непонятному порыву, Том в последний момент снял со стены сонную ловушку и сунул ее в дорожную сумку, лежащую сейчас у его ног. С тех пор, как вещица избавила его от кошмаров, она стала для него своеобразным амулетом на все случаи жизни. Глядишь, и теперь пригодится. Каулиц был слишком горд, чтобы признаться кому-то, что боится летать. Те несколько раз, что ему приходилось пользоваться воздушными путями сообщения, он держался молодцом: лишь бледнел, покрепче стискивая зубы, стараясь не уподобляться ерзающим и трясущимся истерикам. А между тем мандраж начал одолевать его еще у стойки регистрации – в предвкушении двадцатичасового перелета. Утешала лишь мысль об остановке в Нью-Йорке, где можно будет передохнуть и размять конечности, и то слабо - без американской визы болтаться ему в «остойнике» несколько часов ожидания. Сейчас же, умостившись в кресле поудобней, Том поприветствовал опустившегося на соседнее сидение мужчину, представившегося герром Ланцманом. Первые девять часов экзекуции начались. Уняв внутреннюю дрожь после взлета, Каулиц машинально пролистал журнал, послушал плейер, начал было смотреть фильм, но напряжение никак не хотело его отпускать. Зато после сытного обеда его неожиданно разморило, словно одним движением выключили тумблер, отвечающий за этот выматывающий нервы глупый страх, и Том только рассеянно кивал и согласно хмыкал под монотонный рассказ чересчур говорливого соседа. Пожилой соотечественник, успевший объездить пол мира, сейчас активно рассыпался в ценных указаниях, на что в Тринидаде обязательно стоит посмотреть.
- Вы и там побывали? – вежливо поинтересовался парень в самом начале беседы.
- Нет, как и вы лечу туда впервые. Но чтобы потом не кусать локти, я как всегда заранее изучаю туристические справочники и потому отлично представляю, что и где нужно удостоить вниманием.
К своему стыду Том так и не удосужился почитать поподробнее про достопримечательности предстоящего места отдыха. Главное, что там сейчас жарко, в отличие от февральской промозглости Мюнхена. До сезона дождей еще три месяца: купайся – не хочу! Жаль, что на отдых у него всего лишь пять дней. Зато хоть географию подтянул и сможет потом с чистой совестью хвастаться, что плескался в море, временами окунаясь в океан! Ведь буйков с табличками «Внимание, Карибское море заканчивается, вы вплываете в Атлантику!» там явно нет.
А еще, поддавшись порыву, он полазил по описаниям местной фауны, без особой правда надежды ища свою призрачную птицу – помесь орла с археоптериксом из школьного учебника биологии, красно-черное оперение которого почему-то врезалось ему в память. Но ни красный ибис, увековеченный на гербе страны, ни сорок видов колибри даже отдаленно не напоминали его ночное наваждение - огнекрылого орла. Том грустно усмехнулся: « А что ты хотел-то? Жар-птицы водятся только в сказках! И снах», - хотя огромные глаза в блестящей черной обводке, казалось, начинали преследовать его уже и наяву.
Герр Ланцман вдохновенно вещал про историю открытия Тринидада Колумбом, про обширные плантации какао, настоятельно рекомендовал насладиться местной кухней с обязательным супом каллалу и съездить на озеро Пич-Лэйк.
Тома больше интересовали океанские пляжи, чем какие-то там исторические даты и развалины, и усиленно делая вид, что внимательно слушает, он незаметно для себя придремал под его рассказ.
- … по местной легенде там, где располагается озеро, находилось поселение племени индейцев чайма. Однажды боги леса подарили людям необыкновенную птичку – колибри, чтобы украсить их жизнь, смягчить сердца и развеселить души. После победы над вражеским племенем индейцы устроили праздник с пиром, где основным блюдом стало угощение из священных птиц. Боги, обиженные таким отношением к их подарку, решили наказать чайма и разверзнули землю, чтобы деревню поглотило…
Под мерный рокот турбин жар-птица ласково накрыла Тома алым крылом, и он благодарно зарылся носом в горячие пушистые перья. Острая как лезвие кромка крыла отрезала его страхи и волнения, погружая в умиротворяющее спокойствие.
Герр Ланцман продолжал что-то бубнить себе под нос, а парень уже сладко спал на мягком птичьем плече, не замечая, что багряные перья сменяются копной черно-белых дредов, обрамляющих тонкое, чем-то похожее на его собственное лицо. Крыло птицы, превратившись в руку, принялось поглаживать кончиками изящных пальцев его шею, потом опустились вниз, заинтересованно дотронувшись до глянцевой страницы рекламного журнала, с которой дерзко смотрела андрогинная модель в черной коже и подобием крыльев за плечами. Один взмах ресниц – и образ сохранен, а мягкие губы уже скользили, задевая ухо, щекоча дыханием и шепча еле слышно «Тоооум!»
От этого тихого, но настойчивого зова, Каулиц и очнулся, все еще ощущая на коже теплое прикосновение. Он удивленно пощупал гладкую дорожную подушку, никак не похожую на уютный пух и вопросительно посмотрел на соседа. Тот понимающе улыбнулся:
- Сморило? Я осмелился предложить вам свою подушку, чтобы было удобней. Знаете ли, я сам люблю комфорт, вот и беру с собой подобные штуки.
- Спасибо! – смущенно поблагодарил Том, чувствуя себя неловко от того, что заснул прямо посреди рассказа собеседника. Но тот уже уткнулся в разложенную на откидном столике толстенную книгу.
В столичном аэропорту Пьярко они приземлились в разгар полуденной жары, так что даже высовываться из-под кондиционеров в поисках автобуса не хотелось, но подгоняемый мыслями о спасительной прохладе океанских волн, Каулиц, обливаясь потом, мужественно преодолел последние метры. О том, чтоб познакомиться с Порт-оф-Пейн поближе, в виде пешей прогулки, даже и думалось, хватит с него видов города из окна автобуса.
Через пару часов он был на месте – Сан-Фернандо встретил его душным зноем, нетерпеливыми гудками машин, разноязыким гомоном и яркими пятнами цветущих мелокактусов. «Вот ведь, – обиженно подумал Том, успешно загубивший на своем подоконнике парочку колючих шариков, - цветут себе, заразы, прямо на улице и не выпендриваются!»
В отеле, утопавшем в пышной вечнозеленой растительности, он разместился ближе к вечеру. Полюбовавшись с балкона стремительным тропическим закатом, Том, не желая тратить ни дня впустую, сбегал окунуться в легко штормящем океане, с непривычки несколько раз хлебнул пены, зато с чувством выполненного долга залил ее горький вкус парочкой экзотических коктейлей в сияющем огнями пляжном баре. С удовольствием осматривая смуглых от загара приезжих красоток и гибких карибок и креолок, он решил заняться ими завтра, как и обдумыванием плана своего отдыха. Впрочем, что там думать – купайся да загорай! Но все же проникновенная речь старого немца возымела свое действие, и Каулиц решил воспользоваться своим правом на одну включенную в тур экскурсию.
А сейчас, положив под подушку языческий подарок Моник, он мгновенно погрузился в сон, где его уже ждал призрачный юноша, оказавшийся на этот раз совсем близко, так что он мог видеть, как меняется оттенок его глаз в отблесках далекого зарева. Том шагнул к нему и, на миг коснувшись гладких волос, взял его за тонкую руку и потянул к свету.
- Нет, подожди! – это случилось впервые – юноша заговорил! – Тооум, я хочу дотронуться до тебя по-настоящему. Я совсем рядом. Пожалуйста, найди меня!
- Кто ты? Как тебя найти? – Том старался не выпустить длинных пальцев.
- Я – Бьиел. И я – рядом. Мои перья укажут тебе путь.
- Твои – что? – Том не успел удивиться, как сонная ловушка быстро подсказала ему ответ. – Так ты и есть моя жар-птица? И это ты завела меня на край земли? Ну раз уж я здесь, не сомневайся – я найду тебя!
3. Плещется крылами, красными, как пламень, в этом море диком,
Все кого-то кличет и о белый камень бьется с лютым криком.
Бьиел метался над Пустошью словно ужаленный огненным осколком – закручивал бешеные пируэты, так что крылья, касаясь асфальтовых глыб, соскребали с них серую крошку. И снова взмывал в багровую высь. Наконец, он развернулся в сторону Смоляного моря и уже размеренно маша крыльями полетел к своему утесу. Привычно клацнув когтями по камню, игль приземлился на нижнюю ступеньку и опустил пылающие перья в масляную черноту. Необычное томление жгло изнутри, он, не понимая себя, искал ответа в накатывающих волнах. Игль запрокинул голову и закричал, но вместо привычно-победного клича «Бьиииееел!» из горла вдруг вырвалось клекочуще-жалобное:
- Тоооооум!
Игль раздраженно плеснул смоляными брызгами и … позвал снова… и снова:
- Тооооуум! Тооооооум!
Он чувствовал, что его крел все ближе, он движется к нему, а может даже на его зов. Но почему-то не мог успокоиться и, настроившись на сновидца, заглянуть в ставший столь желанным ему мир. В последний раз ополоснув крыло в притихшем море, Бьиел сорвался с места и понесся к Дальним скалам, туда, где скрытая серыми облаками ждала Граница.
Только усевшись на траве в обличии крела, Бьиел наконец сосредоточился и погрузился в созерцание. И тут же пораженно замер: вот откуда это странное ощущение быстрого сближения! Том ТОЖЕ несся по воздуху с огромной скоростью, впрочем испытывая при этом не радость полета, а скорее странный дискомфорт. Может потому что он летел не сам, а на са-мо-ле-те - в железном нутре огромного игля. Раньше Бьиел не ведал, что такое страх, узнав про него лишь из снов Тома. Он научился распознавать его проявления, отгонять или рассеивать их, очищая сны, освобождая крела от кошмаров и одновременно даря себе удовольствие наблюдать за спокойными картинами иной жизни. Но сейчас Том бодрствовал, а игль все равно почуял липкое присутствие страха и тут же, поддавшись порыву, рванулся к крелу, отчаянно путаясь в принимаемых образах. Главное - срочно успокоить его: разморить, убаюкать и послать хороший сон. А пока тот безмятежно спит, полюбоваться нежным лицом, играя пушистыми кончиками волос – игль наслаждался тем, что может все ощутимее касаться сновидца.
Все было не так, инстинкты били тревогу. Бьиел в растерянности кружил у Дальних скал, не решаясь погрузиться в зовущий туман. Он всеми перьями чувствовал, что это неправильно, очень неправильно – почти все время проводить на Границе, да еще и в образе крела. Его место – в огневой пустыне расплавленного неба, а не в этом половинчатом мире с его полусветом и полутенью. И все же не мог остановиться.
Тело игля было совершенно от кончиков алых крыльев до острого клюва. Тело крела требовало доработки, над чем он и бился, меняя окрас и длину волос, сглаживая резкие углы, полируя и без того уже блестящие ногти, доводя облик до идеала, рожденного собственными представлениями о красоте. Новыми представлениями. А что красота бесспорно существовала в мире крелов, Бьиел знал уже точно. Он хотел быть похожим на Тома и в тоже время должен был отличаться от него – стать совершенным ДЛЯ Тома. Зачем – он не задумывался, как и не понимал, на кой ему вообще сдался этот крел. Но так и тянуло оказаться рядом, нырнуть с него с головой, как в смоляные волны. Он даже добавил себе несколько штрихов, взятых у девушки-крела, которую Том, прижав к себе, касался губами. Бьиел часто возвращался к этой картинке, и всякий раз его тело сладко вздрагивало, и он в неясной истоме мечтал оказаться в этих руках. А он и не догадывался, что игли способны мечтать!
Сейчас Бьиел снова, непроизвольно уже, копировал крелов, прихорашиваясь перед гладким зеркалом застывшего битума, осматривая получившийся результат, и шлифуя мелочь за мелочью, создавал себя заново. И удовлетворенный очередным преображением, тихо позвал в сторону освещенной солнцем части пограничного пространства:
- Тооум? Я жду тебя…
Том был очень близко, игль чувствовал его, слышал неровное дыхание и продолжал чарующе-напевно стенать, указывая путь. Но пройти на светлую половину, скованный внезапной робостью, так и не решился, оставшись сидеть у груды камней в красноватом свете пробивающегося через толщу облаков зарева.
От сна осталось смутное, приятно-тревожное впечатление, словно тянущее ожидание чего-то необыкновенного, ключ к которому вдруг оказался в его руках. Вздохнув, Том сходил в душ и, спустившись к завтраку, поинтересовался у девушки на ресепшене, какие экскурсии ему могут предложить прямо сегодня. Он собирался быстренько отработать культурную программу, чтобы потом со спокойной совестью посвятить себя пляжным развлечениям. Через несколько минут к нему подскочила дочерна загорелая тур-оператор и сходу окатила его целым потоком информации. Поморщившись от наигранно-жизнерадостного щебета, парень все же сумел уловить, что экскурсионный автобус на озеро Пич-Лэйк отъезжает от отеля через час, и в нем как раз осталось одно свободное место. Том вновь почувствовал себя везунчиком, вспоминая последнее напутствие герра Ланцмана: «И обязательно, Томас, слышите меня – обязательно, съездите на Пич-Лэйк! Судя по рассказам – зрелище поистине величественное и незабываемое».
- Спасибо, я, пожалуй, выберу озеро. Тем более, что сегодня жарко, - Том чарующе улыбнулся, тем самым пресекая надоевшую трескотню. – Что с собой брать? Только плавки и полотенце?
Обе девушки уставились на него в недоумении, но переглянувшись, оценили шутку и хором рассмеялись.
- Оденьтесь в светлое, сегодня действительно жарко, - посоветовала тур-оператор.
Каулиц пожал плечами и отправился в сторону ресторана.
В автобусе Том занял место рядом с симпатичной блондинкой, уже сидевшей у окна. «Ну если не окрестности посмотрю, так склею себе ужин», - тут же решил он, окидывая девушку фирменным взглядом. Не успел Каулиц представиться и выяснить, что спутницу зовут Шанталь, автобус тронулся, и гид, разворачиваясь с переднего сиденья, взялась за микрофон:
- Доброе утро, уважаемые отдыхающие! Как вы уже знаете, сегодня мы с вами посетим одну из главных диковин Тринидада, знаменитое озеро Пич-Лэйк. Расположено оно недалеко от поселка Ла-Бреа, что по-испански означает «смола», и наполнено не прозрачной водой, а полужидкой черной массой. «Пич» с языка индейцев чайма тоже переводится как «смола». Озеро является уникальным естественным месторождением природного асфальта и состоит на 40% - из битума, 30% - из глины, и 30% - из соленой воды...
Том замер, по его спине пробежал невольный холодок. Озеро с природным асфальтом? Битумом? Смоляное озеро? Жар-птица, неужели это твоих перьев дело? Вместо ответа перед ним снова появились ее глаза: горящие, черные, по-птичьи неподвижные, вдруг неуловимо вытянувшиеся в миндалевидную форму и словно потеплевшие от этого до шоколадных тонов. Но все равно огромные, затягивающие, колдовские…
Красные перышки ловушки приятно щекотали пальцы засунутой в карман руки, - Том зачем-то прихватил ее с собой, благо, карманов на широких белых штанах было хоть отбавляй – а сквозь размеренный голос экскурсовода ему мерещилось тихое «я рядом». И Том, уже не обращая внимания на пытавшуюся обратить на себя внимание Шанталь, затаив дыхание, слушал экскурсовода.
- Площадь озера достигает приблизительно 45 гектаров. Из него ежегодно вычерпывают сотни тонн битума, но уровень Пич-Лэйк не понижается, потому что происходит постоянное естественное восполнение его запасов. Промышленная добыча дегтя и смол из озера ведется в течение как минимум ста лет. Качественные характеристики асфальта, обусловленные его особым составом, очень высоки, поэтому он идет и на экспорт. Аллея Пэлл-Мэл в Лондоне, которая ведет к Букингемскому дворцу, тоннель Гонконг-Коулун, Трансальпийская дорога в Австрии выложены именно этим природным материалом.
Легенда о происхождении Пич-Лэйк гласит, что боги разгневались на индейцев чайма, осмелившихся употребить в пищу священных колибри, и превратили воду в озере в смолу. Но эта версия не удовлетворяет ученых, они до сих пор спорят о том, откуда оно взялось. Многие считают, что скопление природного асфальта образовалось в кратере уснувшего вулкана. Нефть, понемногу поступавшая из недр земли, смешалась с вулканическим пеплом и образовала со временем асфальтовый котел.
Поверхность этого удивительного озера местами настолько твердая, что по ней можно не только ходить, но и ездить. Однако делать это следует осторожно, ведь глубина пузырящегося буро-черного котла составляет 82 метра, и в случае чего человеку выбраться из него будет так же сложно, как мухе, попавшей в варенье. Правда, через какое-то время утопленник, затянутый на дно, вновь окажется на поверхности, так как асфальт находится в постоянном медленном движении. Но это уже, как вы понимаете, мало кого обрадует.
Ямы и траншеи, которые остается после добычи нескольких тонн асфальта, постепенно уменьшается и через пару недель бесследно исчезает. Поэтому создается впечатление, будто озеро само себя восстанавливает. В действительности же «твердый» асфальт представляет собой очень вязкую жидкость, и он просто затекает в образовавшуюся полость. Таким образом, все озеро постоянно, почти незаметно обновляется, порой преподнося сюрпризы в виде костей некогда проглоченных им динозавров и других животных…
Прослушав основную информацию, Том погрузился в размышления, но мысли скакали, обгоняя одна другую, как болиды на трассе. Шанталь безуспешно пыталась привлечь к себе внимание симпатичного соседа, но тот не реагировал ни на ее шепот, ни на прикосновения. Это что же выходит, его ночной гость живет... в смоляном озере? Точнее – покоится? В виде скелета доисторической птицы, дух которой является к нему в виде юноши? Докатился, ХХIй век на дворе, что за суеверия?! Но перья снова тепло пощекотали ладонь – иногда надо просто поверить, Том.
- Мы въезжаем в Ла-Бреа, - объявила экскурсовод.
Том очнулся от раздумий и вместе со всеми выполз на площадку для автотранспорта. Группа, возглавляемая гидом, медленно двинулась вниз по улице, с интересом озираясь по сторонам. Создавалось впечатление, что тротуары городка постепенно оседают и уходят под землю. Даже дома стояли как-то странно, неровно, будто они перекосились под действием собственного веса. Но не успели особо любопытные выяснить, из-за чего это происходит, как перед ними раскинулось огромное поле, напоминающее заброшенную автомобильную стоянку колоссальных размеров.
Поверхность Пич-Лэйк оказалась плотной на вид, гид еще раз пояснила, что местами асфальт настольно затвердел, что даже в жаркий день человек, идущий по этому озеру, не оставит следов. Хотя местами сухая корка сменялась упругими и маслянистыми пятнами, и если попробовать «зачерпнуть» там «воду», она потянулась бы нитями густого дегтя. Обычная же вода на его поверхности кое-где собралась в небольшие пруды, окруженные кромкой травы. По озеру даже были раскиданы небольшие островки, покрытые растительностью, - там, где опавшие листья и прочий компост скопились в образовавшихся на поверхности углублениях и превратились в почву, на которой смогли вырасти низкие узловатые деревья.
Несколько туристов сморщились, потянув носами - ветерок доносил какой-то резкий запах.
- Это сероводород,— пояснила гид. - Он в небольших количествах образуется в озере, наряду с метаном, этаном и углекислым газом, - она подняла отломанный кусок асфальта, и Каулиц увидел, что тот похож на швейцарский сыр — весь в дырах, образованных пузырями газа.
С дальнего края озера слышалось громыхание тяжелого горного оборудования, но не этот шум мешал Тому вслушиваться в рассказ, в голове продолжал шелестеть тихий напевный шепот.
- Вы видите сейчас, как большой трактор с грейферным захватом срезает асфальт с поверхности озера своими мощными железными зубцами. Затем куски асфальта загружаются в вагонетки, которые приводятся в движение тяговым канатом, и отправляются на близлежащий асфальтовый завод. С конца XIX века здесь добыли свыше девяти миллионов тонн асфальта! По подсчетам, в озере осталось еще десять миллионов тонн асфальта, и при теперешних темпах добычи их хватит на ближайшие 400 лет. А сейчас давайте поднимемся выше, к заводу, - предложила экскурсовод, продолжая на ходу рассказ про добычу и экспорт асфальта. - Процесс переработки довольно прост...
Но Том уже не слушал, направившись в противоположную громыхающим экскаваторам сторону.
- Эй, молодой человек, не забудьте - к пяти часам все собираемся у автобуса! – крикнули ему вдогонку.
Том быстро шел по краю озера, шурша кедами по сухой коричневой корке, осторожно минуя маслянистые пятна: черт их разберет – то ли мальтовые лужицы, то ли битумные масла растеклись по воде радужной пленкой. В недрах Пич-Лэйк что-то медленно бурлило и шевелилось, асфальт жил своей жизнью, фыркая и пузырясь сернистыми газами. По поверхности прошла рябь, от центра к берегу, похоже, новая порция дегтя поднялась из глубин, образуя странные застывшие волны. Красные перья подрагивали в руке, обволакивая теплом ладонь. Странно было видеть асфальт не в виде серой укатанной ленты или, на крайний случай, дымящихся рассыпчатых черных куч, а вот так – похожим на высохшую глину. Темное пятно скал, скрытых в тумане испарений, приблизилось, и голос в голове зазвучал отчетливей. А неровная твердая поверхность будто начала пружинить под ногами. «Забавно, - подумал он, машинально ускоряя шаг, – кора мозга и кора озера – совершенно разные вещи, а мне уже кажется, что они вот-вот сольются! Причем, размягчаться начало и то и другое! Или это на меня сероводород с метаном так подействовали?» Но ласковый шепот «не бойся, Тооум, иди ко мне, осталось совсем немного!» снова заглушил рассудок, заливая его сладким ядом. Зажатые в кулаке перья – да и не перья уже, а раскаленные огненные кинжалы - не оставляли ожога, но торопили, тащили в желтоватое марево, неожиданно выросшее перед Томом плотной едкой стеной. «Протяни руку, я – рядом!» И он шагнул в душный туман, прорвавшись через тягучую пелену, на миг ослепнув и задохнувшись, но почти тут же вдохнув полной грудью неожиданно прохладный и чистый воздух.
Том осмотрелся - что за чертовщина? Мокрый песок прибоя и пальмы? Он на берегу океана? Но где тогда сам океан, который по идее должен оказаться у него за спиной, на месте Пич-Лэйк? Вокруг спокойный пейзаж креольской деревни, а впереди… Нет, он точно надышался нефтяными парами и сейчас его глючит гудроновый мираж. Потому что метрах в пятидесяти от него песок и трава заканчивались, переходя в каменистую пустыню с черными скалами у горизонта, озаряемыми далекими зарницами. Алые стилеты-перья, все еще схваченные индейскими шнурками, выпали из его руки и подхваченные порывом горячего ветра понеслись в сторону мрачно-пурпурной страны его снов. На миг ему показалось, что вдалеке мелькнула, отразив крылом багровый всполох, громадная птица. Но недоверчиво моргнув, он различил на том же месте темный силуэт, отделившийся от груды валунов. Высокая плечистая фигура, поблескивая черной кожей облегающего костюма, стремительно двинулась в его сторону. Том узнал ее на несколько мгновений позже, чем узнало сердце, бешено застучавшее и рванувшееся из груди навстречу приближавшемуся. Черноволосое наваждение из сна в действительности оказалось еще сногсшибательней. Огромные, подведенные блестяще-черным, глаза обжигали как кипящий битум. На демонически прекрасном лице, обрамленном аккуратно уложенными прядями, застыло величественное спокойствие. Колышущиеся перья на плечах придавали сходство с гигантским стервятником или ангелом ада. Сам же юноша был невыносимо тонким, с узкими бедрами, ладонями и запястьями, как рисуют пришельцев или принцев.
Когда создание остановилось совсем близко, всего в шаге от него, Том зачарованно протянул руку, дотронувшись до изящной кисти – мираж реален!
- Ты и есть моя жар-птица? – улыбнулся он, повторяя наяву свои же слова, уже не боясь ни странного места, в котором очутился, ни материализовавшегося призрака.
Обжигающий огонь глаз тут же сменился теплым сиянием, а губы раздвинулись в ответной улыбке:
- Ты обещал, и ты нашел меня!
Легкий еле заметный кивок, и они одновременно подались навстречу, сливаясь, спекаясь подобно горячему асфальту жаром своих тел. Руки сжимали, боясь выпустить то, что было поймано с таким трудом. А глаза вдруг оказались одинаковыми, словно не крел и игль, не человек и птица, смотрели сейчас друг на друга, жадно вбирая желанные черты, а единоутробные близнецы, разлученные и встретившиеся по воле случая. Им даже не нужно было ничего говорить и объяснять, просто раскрыться и почувствовать. Том не выдержал первый, зарываясь носом в черные перья на плече, глуша в них счастливый стон. Игль, плавясь в его руках как песчаный ком в горячей смоле, наконец смог сделать то, о чем мечтал - тронуть губами светлые жгутики волос своего сновидца.
Вселенная сорвалась в хаос на самом краю поцелуя, когда, прося и обещая, хриплый шепот смешался с гортанным клекотом:
- Тоооум! Бьиииеел!
Они сидели обнявшись у маленькой креольской хижины на Границе двух миров, и смотрели, как косые лучи заходящего солнца дрожат с едином ритме с далекими зарницами. Встречное движение завершилось, соединяя их сны в единую материю, извечную и понятную для всех существ.
соре, кто уже видел! поднимаю, чтоб в ТАКОЙ день было ицестерам и ёбиллистам вашим и нашим - рядышком
Автор: Alraunes
Пейринг: Том\ Бьиел
Рейтинг: РG
Жанр: феерия, АУ
В тексте использованы материалы тур-форумов, а в заголовках - стихотворение И. Бунина.


читать дальше
Я ищу тебя сверху, ты зовешь меня снизу.
Я погибну от солнца, без которого ты умираешь.
Иван Кайф «Встречное движение»
Я погибну от солнца, без которого ты умираешь.
Иван Кайф «Встречное движение»
1. Там не светит солнце, не бывает ночи, не восходят зори,
За гранитным полем грозно блещет в очи смоляное море.
Всполохи зарниц разрезают багряную черноту. Они сверкают у самого горизонта, там где бескрайняя Пустошь сливается с небесами цвета затухающего пламени. Но горизонта не существует, ведь той черты, где багровое от жара, покрытое пепельными тучами, полными остывающей золы, небо перельется через край и выплеснется лавой на ломаные дюны застывшего асфальта, просто нет. Толстые брюхи облаков вспарываются торчащими зубьями скал или разбиваются о глыбы прибрежных утесов. И тогда небо обрушивается вниз сухим серым дождем, который оседает горячей сажей на бесконечной каменистой равнине или припорашивает глянцевую поверхность Смоляного моря. Оно плавно катит свои маслянистые волны, и аспидно-черный цвет переливается в отблесках далекого сияния радужными разводами.
Красные всполохи освещают мрачную страну, но не дают тени. Теней здесь просто нет, вместо них негаснущее зарево со свистом рассекают огненные крылья иглей, алые перья которых в своем блеске соперничают с зарницами. Игли парят над этим миром и царят в нем, вечные как камни и величественно-прекрасные как непрекращающийся небесный пожар.
- Здравствуйте, Томас! - девушка чуть привстала из-за стола, протягивая руку вошедшему. – Просто замечательно, что десятитысячным покупателем оказались именно вы! Такая приятная неожиданность, правда?
- Да уж, наверное, - парень, облаченный в мешковатую одежду и увенчанный собранным на макушке пышным хвостом из пушистых светлых дредов, неуверенно потоптался и после приглашающего кивка служащей компании «Эльдо» уселся напротив нее в широкое кожаное кресло. – И здравствуйте, - он быстро выцепил глазами имя на бейдже, - Милли.
- Все еще не верите, - легко покачала головой девушка, наблюдая, как Том нервно мнет в руке сертификат-открытку.
- Честно говоря, да. В чем прикол? Денег у меня все равно нет, так что если это развод – он бесполезен.
- Том, я даже не обижусь, потому что понимаю вас. На вашем месте я бы тоже отнеслась с недоверием к упавшему с неба призу. Но видимо, удача захотела улыбнуться именно вам. Что до нашей компании, здесь все честно – рекламная акция, привлекающая потенциальных покупателей, ну вы понимаете, - она доверительно подмигнула. – Ну, давайте сюда ваш купон, будем превращать его в реальный подарок.
Парень протянул слегка замусоленный картонный прямоугольник. Милли пощелкала клавишами компьютера, заводя данные, сверила информацию и вновь обратилась к Тому:
- Том, а давайте проверим вашу удачу еще раз?
«Ну вот, началось, - тоскливо подумал парень. – Сейчас бла-бла и - пардоньте, милейший, вы не прошли тест. Вы обыкновенный неудачник, Томас Каулиц!»
- Нееет, - мягко улыбнулась Милли, отчетливо читая мрачные сомнения на лице гостя. – Вы не так поняли! Билет на самолет и путевка на пять дней в экзотическую страну уже ваши! – она помахала перед носом Тома «пакетом отдыхающего». - Я просто хотела предложить вам угадать, точнее пожелать – куда бы сами хотели отправиться. Вот будет забавно, если выбранный вами маршрут совпадет с тем, что вы получите через несколько секунд! Тогда вы окажетесь везунчиком вдвойне! Ну как – попробуете загадать?
Том задумался буквально на миг и выпалил:
- Тринидад!
- Ничего себе! – Милли пораженно раскрыла глаза. – Том, это невероятно, но вы угадали! Это действительно Тринидад, курорт Сан-Фернандо.
Том шел, нет - летел домой, предвкушая неожиданный отдых. Учиться и работать сутками напролет было тяжело даже для крепкого молодого организма, но он был слишком упрямым и целеустремленным. И гордым.
Том согласился принять помощь приемных родителей, вернее – опекунов, пожилой пары, принявшей на себя заботу о двенадцатилетнем подростке, осиротевшем после автокатастрофы, но лишь для оплаты обучения в престижном университете. И то только потому, что основная часть этих денег была его наследством. После достижения совершеннолетия они полностью передали юноше права на его собственность – видавшую виды Ауди и слегка обветшалый дом на окраине Мюнхена, куда он тут же и переехал. Конечно же он испытывал чувство благодарности к своим опекунам, даже по-своему привязался к ним, но все же осознание, что почти шесть лет жил в их доме как домашнее животное, затраты на которое оплачены щедрой рукой муниципалитета, помешало полюбить их по-настоящему. Том чувствовал себя одиноким волком, да в общем и был таковым, несмотря на кучу приятелей и вьющихся вокруг него девчонок. Он жил в своем старом доме, учился на врача-кардиолога и работал санитаром на «Скорой» - и профильно, и на жизнь хватало. График смен был увязан так, что свободного времени почти не оставалось, но Том не унывал, уверенный, что еще успеет взять от жизни свое, когда займет в ней нужное место.
Пару дней назад, чертыхаясь на окончательно сломавшийся утюг, он выскочил вечером в ближайший супермаркет и с сожалением оставил полсотни евро в отделе бытовой техники «Эльдо», приобретая нового терминатора. Каково же было его удивление, когда на кассе ему вручили подарочный сертификат и поздравили с выигрышем. Каулиц не очень-то доверял всем этим акциям и, что вот так на халяву можно прокатиться на край земли, не поверил и подавно. Но сейчас, держа в руках билет и оплаченный пятидневный тур в Тринидад, он начал верить в фортуну. Универ за это время не развалится, а на работе он сумеет договориться – не каждый же день выпадает счастливый случай. Вылет через две недели, он успеет. Когда хотел, Томас умел быть чертовски убедительным и обаятельным.
Уже лежа в постели Том вдруг спохватился – как же он забыл о самом интересном? С какого перепугу ему вдруг взбрел в голову этот Тринидад? Он ведь даже не представляет хорошенько, где тот находится! Вроде остров, а вот в каком океане – Тихий? Индийский? Атлантика? Просто всплыло в памяти красивое слово? Наверное. Но совпадение показалось воистину шокирующим. Ладно, завтра перед занятиями он успеет быстренько погуглить, а сейчас – спать!
- Спокойной ночи! – он ласково погладил красные перышки, свисавшие с обмотанного полоской невыделанной кожи деревянного кольца. Сонная ловушка обосновалась у него на стене уже пару месяцев. С тех самых пор, как он имел неосторожность на одной из довольно редко посещаемых им вечеринок, перебрав, пожаловаться Моник, что после дежурств на «Скорой» его мучают кошмары. Он не считался себя слишком восприимчивым, видно это усталость накладывалась на дневные впечатления и являлась к нему по ночам легионами беснующихся монстров.
На следующий день Моник, как и все хиппующие особы нежно любящая всякие фенечки-веревочки, приволокла ему эту самую ловушку, наказав повесить в изголовье. Оглядев странную конструкцию из переплетенных шнуров, бусинок, перышек и затянутого сеткой наподобие паутины обруча посередине, он вполуха выслушал «принцип действия»: плохие сны застревают в паутинке, а хорошие стекают вниз, к его голове, по перышкам. Такие вещи принято дарить от всего сердца, чтобы они действительно работали. А эта ловушка сделана руками настоящих индейцев и… Дальше Том не дослушал, просто благодарственно чмокнул девушку и взял презент. И хоть не верил во всякую чепуху, но пристроив ловушку на специально вбитый гвоздь, заметил, что кошмары и правда прекратили его донимать. Зато начал сниться один и тот же сон. Хотя это скорей удивляло Тома, чем напрягало или доставляло беспокойство. По крайней мере, в этот раз жаловаться Моник он не стал. Особенно после того, как в завораживающе-дикий пейзаж его сонной страны вписалась жар-птица.
2. Над его ли зыбью, под великой тучей, мечется зарница,
А на белом камне, на скале горючей - дивная орлица.
Огромный красно-черный игль парил над Смоляным морем, величественный и прекрасный в своей уверенности, что этом мир принадлежит ему. Иглю не было дела до других, подобно ему рожденных из смолы и пепла, он любил свою свободу, скорость, подаренную размахом сильных крыльев и жуткую обжигающую красоту этих мест.
Игль медленно сужал круги и наконец опустился на выступающий из свинцово-черной ряби одинокий утес. Волны блескуче расступались, вновь смыкаясь за слоистой ступенчатой твердью. Железные когти царапнули камень, высекая искры, игль в последний раз взмахнув огненно-алыми крыльями, запрокинул голову и закричал пронзительно-громко, переходя на низкий вибрирующий клекот:
- Бьииииеееллл!
В этом крике было все – его сущность, имя, закон его жизни. Безумный полет, головокружительные пике к смоляным волнам, так что брызги дегтя окатывали перья, маслянистыми каплями падая вниз, в родную стихию. Или ленивое купание в дрожащем раскаленном мареве над бесконечной Пустошью, идеально-прекрасной в своем выверенном от песчинки до базальтового излома однообразии. Полыхающее адским заревом небо, бескрайние застывшие в вечности пески и мальтово-черные волны – унылая картина Преисподни - изо дня в день нежили и ласкали взор игля. Впрочем, дней в темном мире не было, они не сменялись ночами, время просто текло по своим законам.
Больше своих сумасшедших полетов Бьиел любил только сны. Игли не умели спать, их вечное движение никогда не заканчивалось, передышка наступала лишь, когда они видели сны – чужие сны. Перья, начиная мелко подрагивать, подсказывали время, и игль спешил приземлиться на скалу, на камни – куда-нибудь, чтобы не пропустить это зрелище. Хотя больше всего ему нравилось смотреть сны на крошечном островке посреди моря, под шепот мерцающих волн.
Чтобы увидеть чужой сон, нужно было перенести несколько своих перьев в Иной мир, где жили крелы - сновидцы. Когда игли теряли перья в полете над Смоляным морем или роняли их, чистя и оттачивая до блеска крючковатым клювом, омывая лапы в бурлящей полосе прибоя, волны поглощали их, чтобы потом вынести на поверхность, где-то среди желтого песка и выжженной солнцем травы. Перья находили крелы и мастерили из них странные игрушки, оплетая веревочками и бусинками. Это казалось смешным и нелепым, впрочем как и все, что делали крелы. Но иглям нравилось наблюдать за ними через их сны, поэтому они старательно хлопали крыльями и ощипывались на взморье, там, где волны подхватят выпавшие перья и унесут в загадочную страну с непривычно-синим небом. Чем больше перьев оказывались увязанными в креловские амулеты, тем больше снов могли видеть игли. Кто-то из них смотрел на Иной мир через нескольких сновидцев, кто-то предпочитал одного крела-проводника, сосредотачиваясь и подстраиваясь под его восприятие. Бьиелу больше всего нравились сны молодого светлокожего крела, появившегося среди его сновидцев недавно, но показавшего ему за короткий срок гораздо больше, чем все его прежние проводники. Крела звали Том и, судя по размытой порой картинке, он находился где-то очень далеко. Возможно как раз поэтому сны Тома оказались столь необычны и интересны, что полностью оправдывали усилия, прилагаемые иглем в попытке настроиться на него.
Игли были отшельниками по своей природе, они не стремились к общению друг с другом, не сбивались в стаи, проводя жизнь в гордом одиночестве, которое ничуть их не угнетало. Обществу себе подобных они предпочитали раскаленный воздух, смолу, далекий горизонт и сны.
О том, что горизонта не существует, Бьиел узнал тогда же, когда обнаружил, что мир не бесконечен. Нырнув однажды с налету в густое серое облако у Дальних скал, он пробился через вязкую преграду и очутился в странном месте. Привычные багрово-черные краски в отдалении светлели, жесткая серая крошка сменялась влажной почвой, поросшей короткой травой. Игль с изумлением смотрел на мир, который видел в чужих снах – высокое голубое небо, тянущиеся к нему деревья с перистыми листьями, даже хижины крелов. Самих крелов, правда, нигде видно не было. В несколько взмахов преодолев расстояние между родным каменным мраком и непривычно зеленым миражом, Бьиел ударился крылом о невидимую преграду. Озадаченно долбанув клювом незримую стену, он провел вдоль нее отточенными кончиками перьев и вернулся назад, обнаружив такую же стену вдоль границы своего мира. Коротко вскрикнув, он вернулся в облако, снова выныривая в спасительную черноту у Дальних скал.
Но вскоре Бьиела снова потянуло в пограничную зону. Постепенно вылазка за вылазкой игль определил размеры таинственного коридора – около тридцати взмахов крыльев в ширину, в длину же он оказался бесконечен, а может быть, замыкался сам на себя. Пытаясь исследовать знакомый ему лишь по снам мир, игль обнаружил, что в странном пространстве сны крелов становятся гораздо ярче, он с легкостью различал мельчайшие детали, словно сам оказывался среди них. А еще оказалось, что здесь можно перевоплощаться.
Бьиел попробовал представить себя одним из крелов, но быстро понял, что нужно определиться, взяв за основу образ конкретного крела, а не что-то собирательное. И игль не раздумывая выбрал Тома, хотя скопировать его и оказалось сложно – крел постоянно что-то менял в себе. Стягивал, распускал и убирал под повязки и кепки свою светлую спутанную гриву, укутывал тело в кучу одежды, хотя кончики перьев подсказывали Бьиелу, что для сохранения тепла Такого количества одежды не нужно. Постоянно просматривая сохраненные в памяти особенно заинтересовавшие его обрывки снов, игль через несколько попыток сдался – его «тело» стало выглядеть похожим на тело избранного сновидца, но прочие детали он собрал от других крелов, мелькающих в снах Тома.
Продолжая изучать возможности коридора меж мирами, Бьиел еще больше преуспел в своем преображении, поняв, что чем дальше отходит на светлую сторону Границы, тем легче ему удержать ускользающие черты. И теперь появляющийся из облака едкого пара сверкающий алым оперением игль в несколько мгновений превращался в высокого черноволосого крела, легко и грациозно движущегося между шершавыми стволами пальм. Бесконечное как сама Пустошь приграничье стало не менее любимо Бьиелом, чем свободный полет под низким горящим небом. В новом теле открылись и новые возможности – оказывается, цветы вокруг пахли, а ягоды и плоды имели вкус. А бьющий откуда-то из-под стены прозрачный ручей, был восхитительно прохладен, хоть и совершенно не похож на тягучие смолы его мира.
Сны, обретя пугающую яркость, теперь вели Бьиела, учили постигать крелов, понимать их язык уже не интуитивно, а в речевом выражении, и первым неуверенно произнесенным им слово стало «Тоооум». Стоило иглю назвать своего сновидца по имени, и он почувствовал, как окрепли между ними ниточки невидимой связи. Теперь он мог видеть Иной мир не только, когда Том спал, а в любое время, стоило лишь принять облик крела и тихонько позвать его по имени.
Бьиел все больше времени проводил на Границе, живя чужими снами, порой не отличая уже явь от забытья, не понимая, кто он сейчас. Странные в своей красоте картинки затягивали, обретая смысл, и Бьиел все больше терял себя, учась видеть и думать как крелы, осторожно пробуя на вкус чужие слова и ощупывая пальцами предметы. Это было жутко и остро – и необыкновенно. Но слишком поздно он понял, что вместе с чужим языком и знанием к нему приходят и чужие чувства. Закон его жизни – одиночество – был нарушен. Игль больше не хотел оставаться один – купаясь ли в брызгах смолы, гуляя ли по проложенной им среди невысоких кустов тропке вдоль пограничной стены. Бьиел хотел к крелам. Точнее – к одному крелу. К тому, чьи сны пробудили его от раскаленной вечности к иссушающей тоске.
Регулярный рейс на Порт-оф-Спейн улетел из международного Мюнхенского аэропорта без опоздания. Пробираясь в узком проходе Боинга к своему месту, Каулиц невольно обернулся на длинноволосого брюнета, уже устроившегося за два ряда от него. Нет, не то, не похож он на неуловимо меняющегося хрупкого юношу с выразительными глазами, что теперь вместе с жар-птицей посещал его сон. «А вообще классно, что так неожиданно свалилась эта поездка», - решил Том. - Мне действительно пора отдохнуть. А то с этими загрузами скоро стану наглядным пособием для студентов с кафедры психиатрии – будет изучать на моем примере теорию сна по Фрейду. То птички, понимаешь, то мальчики…»
Повинуясь непонятному порыву, Том в последний момент снял со стены сонную ловушку и сунул ее в дорожную сумку, лежащую сейчас у его ног. С тех пор, как вещица избавила его от кошмаров, она стала для него своеобразным амулетом на все случаи жизни. Глядишь, и теперь пригодится. Каулиц был слишком горд, чтобы признаться кому-то, что боится летать. Те несколько раз, что ему приходилось пользоваться воздушными путями сообщения, он держался молодцом: лишь бледнел, покрепче стискивая зубы, стараясь не уподобляться ерзающим и трясущимся истерикам. А между тем мандраж начал одолевать его еще у стойки регистрации – в предвкушении двадцатичасового перелета. Утешала лишь мысль об остановке в Нью-Йорке, где можно будет передохнуть и размять конечности, и то слабо - без американской визы болтаться ему в «остойнике» несколько часов ожидания. Сейчас же, умостившись в кресле поудобней, Том поприветствовал опустившегося на соседнее сидение мужчину, представившегося герром Ланцманом. Первые девять часов экзекуции начались. Уняв внутреннюю дрожь после взлета, Каулиц машинально пролистал журнал, послушал плейер, начал было смотреть фильм, но напряжение никак не хотело его отпускать. Зато после сытного обеда его неожиданно разморило, словно одним движением выключили тумблер, отвечающий за этот выматывающий нервы глупый страх, и Том только рассеянно кивал и согласно хмыкал под монотонный рассказ чересчур говорливого соседа. Пожилой соотечественник, успевший объездить пол мира, сейчас активно рассыпался в ценных указаниях, на что в Тринидаде обязательно стоит посмотреть.
- Вы и там побывали? – вежливо поинтересовался парень в самом начале беседы.
- Нет, как и вы лечу туда впервые. Но чтобы потом не кусать локти, я как всегда заранее изучаю туристические справочники и потому отлично представляю, что и где нужно удостоить вниманием.
К своему стыду Том так и не удосужился почитать поподробнее про достопримечательности предстоящего места отдыха. Главное, что там сейчас жарко, в отличие от февральской промозглости Мюнхена. До сезона дождей еще три месяца: купайся – не хочу! Жаль, что на отдых у него всего лишь пять дней. Зато хоть географию подтянул и сможет потом с чистой совестью хвастаться, что плескался в море, временами окунаясь в океан! Ведь буйков с табличками «Внимание, Карибское море заканчивается, вы вплываете в Атлантику!» там явно нет.
А еще, поддавшись порыву, он полазил по описаниям местной фауны, без особой правда надежды ища свою призрачную птицу – помесь орла с археоптериксом из школьного учебника биологии, красно-черное оперение которого почему-то врезалось ему в память. Но ни красный ибис, увековеченный на гербе страны, ни сорок видов колибри даже отдаленно не напоминали его ночное наваждение - огнекрылого орла. Том грустно усмехнулся: « А что ты хотел-то? Жар-птицы водятся только в сказках! И снах», - хотя огромные глаза в блестящей черной обводке, казалось, начинали преследовать его уже и наяву.
Герр Ланцман вдохновенно вещал про историю открытия Тринидада Колумбом, про обширные плантации какао, настоятельно рекомендовал насладиться местной кухней с обязательным супом каллалу и съездить на озеро Пич-Лэйк.
Тома больше интересовали океанские пляжи, чем какие-то там исторические даты и развалины, и усиленно делая вид, что внимательно слушает, он незаметно для себя придремал под его рассказ.
- … по местной легенде там, где располагается озеро, находилось поселение племени индейцев чайма. Однажды боги леса подарили людям необыкновенную птичку – колибри, чтобы украсить их жизнь, смягчить сердца и развеселить души. После победы над вражеским племенем индейцы устроили праздник с пиром, где основным блюдом стало угощение из священных птиц. Боги, обиженные таким отношением к их подарку, решили наказать чайма и разверзнули землю, чтобы деревню поглотило…
Под мерный рокот турбин жар-птица ласково накрыла Тома алым крылом, и он благодарно зарылся носом в горячие пушистые перья. Острая как лезвие кромка крыла отрезала его страхи и волнения, погружая в умиротворяющее спокойствие.
Герр Ланцман продолжал что-то бубнить себе под нос, а парень уже сладко спал на мягком птичьем плече, не замечая, что багряные перья сменяются копной черно-белых дредов, обрамляющих тонкое, чем-то похожее на его собственное лицо. Крыло птицы, превратившись в руку, принялось поглаживать кончиками изящных пальцев его шею, потом опустились вниз, заинтересованно дотронувшись до глянцевой страницы рекламного журнала, с которой дерзко смотрела андрогинная модель в черной коже и подобием крыльев за плечами. Один взмах ресниц – и образ сохранен, а мягкие губы уже скользили, задевая ухо, щекоча дыханием и шепча еле слышно «Тоооум!»
От этого тихого, но настойчивого зова, Каулиц и очнулся, все еще ощущая на коже теплое прикосновение. Он удивленно пощупал гладкую дорожную подушку, никак не похожую на уютный пух и вопросительно посмотрел на соседа. Тот понимающе улыбнулся:
- Сморило? Я осмелился предложить вам свою подушку, чтобы было удобней. Знаете ли, я сам люблю комфорт, вот и беру с собой подобные штуки.
- Спасибо! – смущенно поблагодарил Том, чувствуя себя неловко от того, что заснул прямо посреди рассказа собеседника. Но тот уже уткнулся в разложенную на откидном столике толстенную книгу.
В столичном аэропорту Пьярко они приземлились в разгар полуденной жары, так что даже высовываться из-под кондиционеров в поисках автобуса не хотелось, но подгоняемый мыслями о спасительной прохладе океанских волн, Каулиц, обливаясь потом, мужественно преодолел последние метры. О том, чтоб познакомиться с Порт-оф-Пейн поближе, в виде пешей прогулки, даже и думалось, хватит с него видов города из окна автобуса.
Через пару часов он был на месте – Сан-Фернандо встретил его душным зноем, нетерпеливыми гудками машин, разноязыким гомоном и яркими пятнами цветущих мелокактусов. «Вот ведь, – обиженно подумал Том, успешно загубивший на своем подоконнике парочку колючих шариков, - цветут себе, заразы, прямо на улице и не выпендриваются!»
В отеле, утопавшем в пышной вечнозеленой растительности, он разместился ближе к вечеру. Полюбовавшись с балкона стремительным тропическим закатом, Том, не желая тратить ни дня впустую, сбегал окунуться в легко штормящем океане, с непривычки несколько раз хлебнул пены, зато с чувством выполненного долга залил ее горький вкус парочкой экзотических коктейлей в сияющем огнями пляжном баре. С удовольствием осматривая смуглых от загара приезжих красоток и гибких карибок и креолок, он решил заняться ими завтра, как и обдумыванием плана своего отдыха. Впрочем, что там думать – купайся да загорай! Но все же проникновенная речь старого немца возымела свое действие, и Каулиц решил воспользоваться своим правом на одну включенную в тур экскурсию.
А сейчас, положив под подушку языческий подарок Моник, он мгновенно погрузился в сон, где его уже ждал призрачный юноша, оказавшийся на этот раз совсем близко, так что он мог видеть, как меняется оттенок его глаз в отблесках далекого зарева. Том шагнул к нему и, на миг коснувшись гладких волос, взял его за тонкую руку и потянул к свету.
- Нет, подожди! – это случилось впервые – юноша заговорил! – Тооум, я хочу дотронуться до тебя по-настоящему. Я совсем рядом. Пожалуйста, найди меня!
- Кто ты? Как тебя найти? – Том старался не выпустить длинных пальцев.
- Я – Бьиел. И я – рядом. Мои перья укажут тебе путь.
- Твои – что? – Том не успел удивиться, как сонная ловушка быстро подсказала ему ответ. – Так ты и есть моя жар-птица? И это ты завела меня на край земли? Ну раз уж я здесь, не сомневайся – я найду тебя!
3. Плещется крылами, красными, как пламень, в этом море диком,
Все кого-то кличет и о белый камень бьется с лютым криком.
Бьиел метался над Пустошью словно ужаленный огненным осколком – закручивал бешеные пируэты, так что крылья, касаясь асфальтовых глыб, соскребали с них серую крошку. И снова взмывал в багровую высь. Наконец, он развернулся в сторону Смоляного моря и уже размеренно маша крыльями полетел к своему утесу. Привычно клацнув когтями по камню, игль приземлился на нижнюю ступеньку и опустил пылающие перья в масляную черноту. Необычное томление жгло изнутри, он, не понимая себя, искал ответа в накатывающих волнах. Игль запрокинул голову и закричал, но вместо привычно-победного клича «Бьиииееел!» из горла вдруг вырвалось клекочуще-жалобное:
- Тоооооум!
Игль раздраженно плеснул смоляными брызгами и … позвал снова… и снова:
- Тооооуум! Тооооооум!
Он чувствовал, что его крел все ближе, он движется к нему, а может даже на его зов. Но почему-то не мог успокоиться и, настроившись на сновидца, заглянуть в ставший столь желанным ему мир. В последний раз ополоснув крыло в притихшем море, Бьиел сорвался с места и понесся к Дальним скалам, туда, где скрытая серыми облаками ждала Граница.
Только усевшись на траве в обличии крела, Бьиел наконец сосредоточился и погрузился в созерцание. И тут же пораженно замер: вот откуда это странное ощущение быстрого сближения! Том ТОЖЕ несся по воздуху с огромной скоростью, впрочем испытывая при этом не радость полета, а скорее странный дискомфорт. Может потому что он летел не сам, а на са-мо-ле-те - в железном нутре огромного игля. Раньше Бьиел не ведал, что такое страх, узнав про него лишь из снов Тома. Он научился распознавать его проявления, отгонять или рассеивать их, очищая сны, освобождая крела от кошмаров и одновременно даря себе удовольствие наблюдать за спокойными картинами иной жизни. Но сейчас Том бодрствовал, а игль все равно почуял липкое присутствие страха и тут же, поддавшись порыву, рванулся к крелу, отчаянно путаясь в принимаемых образах. Главное - срочно успокоить его: разморить, убаюкать и послать хороший сон. А пока тот безмятежно спит, полюбоваться нежным лицом, играя пушистыми кончиками волос – игль наслаждался тем, что может все ощутимее касаться сновидца.
Все было не так, инстинкты били тревогу. Бьиел в растерянности кружил у Дальних скал, не решаясь погрузиться в зовущий туман. Он всеми перьями чувствовал, что это неправильно, очень неправильно – почти все время проводить на Границе, да еще и в образе крела. Его место – в огневой пустыне расплавленного неба, а не в этом половинчатом мире с его полусветом и полутенью. И все же не мог остановиться.
Тело игля было совершенно от кончиков алых крыльев до острого клюва. Тело крела требовало доработки, над чем он и бился, меняя окрас и длину волос, сглаживая резкие углы, полируя и без того уже блестящие ногти, доводя облик до идеала, рожденного собственными представлениями о красоте. Новыми представлениями. А что красота бесспорно существовала в мире крелов, Бьиел знал уже точно. Он хотел быть похожим на Тома и в тоже время должен был отличаться от него – стать совершенным ДЛЯ Тома. Зачем – он не задумывался, как и не понимал, на кой ему вообще сдался этот крел. Но так и тянуло оказаться рядом, нырнуть с него с головой, как в смоляные волны. Он даже добавил себе несколько штрихов, взятых у девушки-крела, которую Том, прижав к себе, касался губами. Бьиел часто возвращался к этой картинке, и всякий раз его тело сладко вздрагивало, и он в неясной истоме мечтал оказаться в этих руках. А он и не догадывался, что игли способны мечтать!
Сейчас Бьиел снова, непроизвольно уже, копировал крелов, прихорашиваясь перед гладким зеркалом застывшего битума, осматривая получившийся результат, и шлифуя мелочь за мелочью, создавал себя заново. И удовлетворенный очередным преображением, тихо позвал в сторону освещенной солнцем части пограничного пространства:
- Тооум? Я жду тебя…
Том был очень близко, игль чувствовал его, слышал неровное дыхание и продолжал чарующе-напевно стенать, указывая путь. Но пройти на светлую половину, скованный внезапной робостью, так и не решился, оставшись сидеть у груды камней в красноватом свете пробивающегося через толщу облаков зарева.
От сна осталось смутное, приятно-тревожное впечатление, словно тянущее ожидание чего-то необыкновенного, ключ к которому вдруг оказался в его руках. Вздохнув, Том сходил в душ и, спустившись к завтраку, поинтересовался у девушки на ресепшене, какие экскурсии ему могут предложить прямо сегодня. Он собирался быстренько отработать культурную программу, чтобы потом со спокойной совестью посвятить себя пляжным развлечениям. Через несколько минут к нему подскочила дочерна загорелая тур-оператор и сходу окатила его целым потоком информации. Поморщившись от наигранно-жизнерадостного щебета, парень все же сумел уловить, что экскурсионный автобус на озеро Пич-Лэйк отъезжает от отеля через час, и в нем как раз осталось одно свободное место. Том вновь почувствовал себя везунчиком, вспоминая последнее напутствие герра Ланцмана: «И обязательно, Томас, слышите меня – обязательно, съездите на Пич-Лэйк! Судя по рассказам – зрелище поистине величественное и незабываемое».
- Спасибо, я, пожалуй, выберу озеро. Тем более, что сегодня жарко, - Том чарующе улыбнулся, тем самым пресекая надоевшую трескотню. – Что с собой брать? Только плавки и полотенце?
Обе девушки уставились на него в недоумении, но переглянувшись, оценили шутку и хором рассмеялись.
- Оденьтесь в светлое, сегодня действительно жарко, - посоветовала тур-оператор.
Каулиц пожал плечами и отправился в сторону ресторана.
В автобусе Том занял место рядом с симпатичной блондинкой, уже сидевшей у окна. «Ну если не окрестности посмотрю, так склею себе ужин», - тут же решил он, окидывая девушку фирменным взглядом. Не успел Каулиц представиться и выяснить, что спутницу зовут Шанталь, автобус тронулся, и гид, разворачиваясь с переднего сиденья, взялась за микрофон:
- Доброе утро, уважаемые отдыхающие! Как вы уже знаете, сегодня мы с вами посетим одну из главных диковин Тринидада, знаменитое озеро Пич-Лэйк. Расположено оно недалеко от поселка Ла-Бреа, что по-испански означает «смола», и наполнено не прозрачной водой, а полужидкой черной массой. «Пич» с языка индейцев чайма тоже переводится как «смола». Озеро является уникальным естественным месторождением природного асфальта и состоит на 40% - из битума, 30% - из глины, и 30% - из соленой воды...
Том замер, по его спине пробежал невольный холодок. Озеро с природным асфальтом? Битумом? Смоляное озеро? Жар-птица, неужели это твоих перьев дело? Вместо ответа перед ним снова появились ее глаза: горящие, черные, по-птичьи неподвижные, вдруг неуловимо вытянувшиеся в миндалевидную форму и словно потеплевшие от этого до шоколадных тонов. Но все равно огромные, затягивающие, колдовские…
Красные перышки ловушки приятно щекотали пальцы засунутой в карман руки, - Том зачем-то прихватил ее с собой, благо, карманов на широких белых штанах было хоть отбавляй – а сквозь размеренный голос экскурсовода ему мерещилось тихое «я рядом». И Том, уже не обращая внимания на пытавшуюся обратить на себя внимание Шанталь, затаив дыхание, слушал экскурсовода.
- Площадь озера достигает приблизительно 45 гектаров. Из него ежегодно вычерпывают сотни тонн битума, но уровень Пич-Лэйк не понижается, потому что происходит постоянное естественное восполнение его запасов. Промышленная добыча дегтя и смол из озера ведется в течение как минимум ста лет. Качественные характеристики асфальта, обусловленные его особым составом, очень высоки, поэтому он идет и на экспорт. Аллея Пэлл-Мэл в Лондоне, которая ведет к Букингемскому дворцу, тоннель Гонконг-Коулун, Трансальпийская дорога в Австрии выложены именно этим природным материалом.
Легенда о происхождении Пич-Лэйк гласит, что боги разгневались на индейцев чайма, осмелившихся употребить в пищу священных колибри, и превратили воду в озере в смолу. Но эта версия не удовлетворяет ученых, они до сих пор спорят о том, откуда оно взялось. Многие считают, что скопление природного асфальта образовалось в кратере уснувшего вулкана. Нефть, понемногу поступавшая из недр земли, смешалась с вулканическим пеплом и образовала со временем асфальтовый котел.
Поверхность этого удивительного озера местами настолько твердая, что по ней можно не только ходить, но и ездить. Однако делать это следует осторожно, ведь глубина пузырящегося буро-черного котла составляет 82 метра, и в случае чего человеку выбраться из него будет так же сложно, как мухе, попавшей в варенье. Правда, через какое-то время утопленник, затянутый на дно, вновь окажется на поверхности, так как асфальт находится в постоянном медленном движении. Но это уже, как вы понимаете, мало кого обрадует.
Ямы и траншеи, которые остается после добычи нескольких тонн асфальта, постепенно уменьшается и через пару недель бесследно исчезает. Поэтому создается впечатление, будто озеро само себя восстанавливает. В действительности же «твердый» асфальт представляет собой очень вязкую жидкость, и он просто затекает в образовавшуюся полость. Таким образом, все озеро постоянно, почти незаметно обновляется, порой преподнося сюрпризы в виде костей некогда проглоченных им динозавров и других животных…
Прослушав основную информацию, Том погрузился в размышления, но мысли скакали, обгоняя одна другую, как болиды на трассе. Шанталь безуспешно пыталась привлечь к себе внимание симпатичного соседа, но тот не реагировал ни на ее шепот, ни на прикосновения. Это что же выходит, его ночной гость живет... в смоляном озере? Точнее – покоится? В виде скелета доисторической птицы, дух которой является к нему в виде юноши? Докатился, ХХIй век на дворе, что за суеверия?! Но перья снова тепло пощекотали ладонь – иногда надо просто поверить, Том.
- Мы въезжаем в Ла-Бреа, - объявила экскурсовод.
Том очнулся от раздумий и вместе со всеми выполз на площадку для автотранспорта. Группа, возглавляемая гидом, медленно двинулась вниз по улице, с интересом озираясь по сторонам. Создавалось впечатление, что тротуары городка постепенно оседают и уходят под землю. Даже дома стояли как-то странно, неровно, будто они перекосились под действием собственного веса. Но не успели особо любопытные выяснить, из-за чего это происходит, как перед ними раскинулось огромное поле, напоминающее заброшенную автомобильную стоянку колоссальных размеров.
Поверхность Пич-Лэйк оказалась плотной на вид, гид еще раз пояснила, что местами асфальт настольно затвердел, что даже в жаркий день человек, идущий по этому озеру, не оставит следов. Хотя местами сухая корка сменялась упругими и маслянистыми пятнами, и если попробовать «зачерпнуть» там «воду», она потянулась бы нитями густого дегтя. Обычная же вода на его поверхности кое-где собралась в небольшие пруды, окруженные кромкой травы. По озеру даже были раскиданы небольшие островки, покрытые растительностью, - там, где опавшие листья и прочий компост скопились в образовавшихся на поверхности углублениях и превратились в почву, на которой смогли вырасти низкие узловатые деревья.
Несколько туристов сморщились, потянув носами - ветерок доносил какой-то резкий запах.
- Это сероводород,— пояснила гид. - Он в небольших количествах образуется в озере, наряду с метаном, этаном и углекислым газом, - она подняла отломанный кусок асфальта, и Каулиц увидел, что тот похож на швейцарский сыр — весь в дырах, образованных пузырями газа.
С дальнего края озера слышалось громыхание тяжелого горного оборудования, но не этот шум мешал Тому вслушиваться в рассказ, в голове продолжал шелестеть тихий напевный шепот.
- Вы видите сейчас, как большой трактор с грейферным захватом срезает асфальт с поверхности озера своими мощными железными зубцами. Затем куски асфальта загружаются в вагонетки, которые приводятся в движение тяговым канатом, и отправляются на близлежащий асфальтовый завод. С конца XIX века здесь добыли свыше девяти миллионов тонн асфальта! По подсчетам, в озере осталось еще десять миллионов тонн асфальта, и при теперешних темпах добычи их хватит на ближайшие 400 лет. А сейчас давайте поднимемся выше, к заводу, - предложила экскурсовод, продолжая на ходу рассказ про добычу и экспорт асфальта. - Процесс переработки довольно прост...
Но Том уже не слушал, направившись в противоположную громыхающим экскаваторам сторону.
- Эй, молодой человек, не забудьте - к пяти часам все собираемся у автобуса! – крикнули ему вдогонку.
Том быстро шел по краю озера, шурша кедами по сухой коричневой корке, осторожно минуя маслянистые пятна: черт их разберет – то ли мальтовые лужицы, то ли битумные масла растеклись по воде радужной пленкой. В недрах Пич-Лэйк что-то медленно бурлило и шевелилось, асфальт жил своей жизнью, фыркая и пузырясь сернистыми газами. По поверхности прошла рябь, от центра к берегу, похоже, новая порция дегтя поднялась из глубин, образуя странные застывшие волны. Красные перья подрагивали в руке, обволакивая теплом ладонь. Странно было видеть асфальт не в виде серой укатанной ленты или, на крайний случай, дымящихся рассыпчатых черных куч, а вот так – похожим на высохшую глину. Темное пятно скал, скрытых в тумане испарений, приблизилось, и голос в голове зазвучал отчетливей. А неровная твердая поверхность будто начала пружинить под ногами. «Забавно, - подумал он, машинально ускоряя шаг, – кора мозга и кора озера – совершенно разные вещи, а мне уже кажется, что они вот-вот сольются! Причем, размягчаться начало и то и другое! Или это на меня сероводород с метаном так подействовали?» Но ласковый шепот «не бойся, Тооум, иди ко мне, осталось совсем немного!» снова заглушил рассудок, заливая его сладким ядом. Зажатые в кулаке перья – да и не перья уже, а раскаленные огненные кинжалы - не оставляли ожога, но торопили, тащили в желтоватое марево, неожиданно выросшее перед Томом плотной едкой стеной. «Протяни руку, я – рядом!» И он шагнул в душный туман, прорвавшись через тягучую пелену, на миг ослепнув и задохнувшись, но почти тут же вдохнув полной грудью неожиданно прохладный и чистый воздух.
Том осмотрелся - что за чертовщина? Мокрый песок прибоя и пальмы? Он на берегу океана? Но где тогда сам океан, который по идее должен оказаться у него за спиной, на месте Пич-Лэйк? Вокруг спокойный пейзаж креольской деревни, а впереди… Нет, он точно надышался нефтяными парами и сейчас его глючит гудроновый мираж. Потому что метрах в пятидесяти от него песок и трава заканчивались, переходя в каменистую пустыню с черными скалами у горизонта, озаряемыми далекими зарницами. Алые стилеты-перья, все еще схваченные индейскими шнурками, выпали из его руки и подхваченные порывом горячего ветра понеслись в сторону мрачно-пурпурной страны его снов. На миг ему показалось, что вдалеке мелькнула, отразив крылом багровый всполох, громадная птица. Но недоверчиво моргнув, он различил на том же месте темный силуэт, отделившийся от груды валунов. Высокая плечистая фигура, поблескивая черной кожей облегающего костюма, стремительно двинулась в его сторону. Том узнал ее на несколько мгновений позже, чем узнало сердце, бешено застучавшее и рванувшееся из груди навстречу приближавшемуся. Черноволосое наваждение из сна в действительности оказалось еще сногсшибательней. Огромные, подведенные блестяще-черным, глаза обжигали как кипящий битум. На демонически прекрасном лице, обрамленном аккуратно уложенными прядями, застыло величественное спокойствие. Колышущиеся перья на плечах придавали сходство с гигантским стервятником или ангелом ада. Сам же юноша был невыносимо тонким, с узкими бедрами, ладонями и запястьями, как рисуют пришельцев или принцев.
Когда создание остановилось совсем близко, всего в шаге от него, Том зачарованно протянул руку, дотронувшись до изящной кисти – мираж реален!
- Ты и есть моя жар-птица? – улыбнулся он, повторяя наяву свои же слова, уже не боясь ни странного места, в котором очутился, ни материализовавшегося призрака.
Обжигающий огонь глаз тут же сменился теплым сиянием, а губы раздвинулись в ответной улыбке:
- Ты обещал, и ты нашел меня!
Легкий еле заметный кивок, и они одновременно подались навстречу, сливаясь, спекаясь подобно горячему асфальту жаром своих тел. Руки сжимали, боясь выпустить то, что было поймано с таким трудом. А глаза вдруг оказались одинаковыми, словно не крел и игль, не человек и птица, смотрели сейчас друг на друга, жадно вбирая желанные черты, а единоутробные близнецы, разлученные и встретившиеся по воле случая. Им даже не нужно было ничего говорить и объяснять, просто раскрыться и почувствовать. Том не выдержал первый, зарываясь носом в черные перья на плече, глуша в них счастливый стон. Игль, плавясь в его руках как песчаный ком в горячей смоле, наконец смог сделать то, о чем мечтал - тронуть губами светлые жгутики волос своего сновидца.
Вселенная сорвалась в хаос на самом краю поцелуя, когда, прося и обещая, хриплый шепот смешался с гортанным клекотом:
- Тоооум! Бьиииеел!
Они сидели обнявшись у маленькой креольской хижины на Границе двух миров, и смотрели, как косые лучи заходящего солнца дрожат с едином ритме с далекими зарницами. Встречное движение завершилось, соединяя их сны в единую материю, извечную и понятную для всех существ.
соре, кто уже видел! поднимаю, чтоб в ТАКОЙ день было и
Посмотреть на Пич-Лэйк
ты толанд!
Я в шоке и у меня просто нет слов
Совершенно очаровательная и красивая сказка!
Ангел счастья на здоровье
Engelhaft ога, с примесью географии или чего там
рада, что тебе понравилось
тебе мильен поцелуев!!!!
восхитительно!!!
ощущение такой тягучести пока читаешь
ааа блин, очень очень красиво
вот это воссоединение
я и не знала что такое озеро существует
ты расширяешь границы моих скудных познаний
Спасибо огромное за этот рассказ)))
P.S. баннер
Hope_enjoy ощущение такой тягучести пока читаешь
это все смола
расширяешь границы моих скудных познаний
хмм, я - расширитель сознания?
Ngetal об этом озере вообще не слышала
я тоже
баннер
моего в нем - тока обрезка, замена цвета и надписи
спасибо, девушки
эммм.. щас подниму наверное пост, не пугайтесь - чтоб вровень с продой ёбиллей встало - для всех)))
как все вкусно, извини пока нет слов))
может НЦа?
Сияющий камень давно хотелось фика на тот арт.
у меня стоит на все готические арты
а от стишка Бунина - еще со школы плющит
вот как-то так и совпало
спасибо)))
Аль, это просто....
Слов нет
Moonwalker-X ибо вчера была
ибо вчера все там были
спасибо!
так что утешься мыслью, что они как-нить сами разберутся
Спасибо! *_*
неа, еще один стишок русского поэта вдохновляет
кстати, ты к Булгакову не имеешь претензий? я про мастера с маргаритой
Daremyth
Во-1, я очень заценила матчасть. Читала ее не меньшим удовольствием, чем сам фик.
Во-2, сюжет и его изложение. Аля, ты не растешь, ты просто революционируешь, если есть такое слово в русском языке.
В-3, офигенный, потрясающе описанный мир, который я просто видела своими глазами (а если учесть, что на работе у нас накрылся кондер, то и ощущала )) )
В общем, у меня больше нет слов, одни респекты. В моем личном рейтинге тебя этот фик вырывается на 2-е место, )) подвинув Лагерфельда ))
klavir я еще от смски охренела - шла по улице и лыбилась как даун
я из-за матчасти никак не могла фик дописать - как полезу в нее - зависаю
а потом 2 дня не могла сократить - все жаль выкидывать было, кусками резала
Бунинский стишок требовал бережного обращения, чтобы сохранилось ощущение... если получилось - мавр свое дело сделал!
и услышать от ТЕБЯ такую оценку - это предел моих мечтаний
спасибо, гладишь мою авторскую шерсть
бриец Мэллон не понимаю, что связывает автора "Встречное движение" и "Poison"
эммм - не понял? наверное - запретная любовь
сумерки не предлагатьМне понравилось Движение
ну слаааава яйцам
просто потрясающе!!!